он осмыслял здесь свои впечатления более чем десятилетней давности, когда вмест...

он осмыслял здесь свои впечатления более чем десятилетней давности, когда вместе с лидерами толстовского движения сопровождал духоборов в их трансатлантическом путешествии. Многие духоборы, рассказывает он, живут общинами, среди которых есть такие, которые строят свою жизнь «на принципах полного коммунизма»[407]. Это значит, что в общественной собственности находится не только земля и орудия производства, но и произведенный продукт. Скот у них общий, а к общественным конюшням приставлены выборные люди. Зерно ссыпается в общинные склады, и каждый член общины берет себе столько, сколько надо для удовлетворения его потребностей. Есть, впрочем, и совет, который контролирует склады. Никто, кроме этого совета, не имеет права на продажу зерна; но община стремится к натуральному хозяйству и избегает любых обменов. То, что все-таки приходится покупать, раздается, по решению совета, тем, кому нужно. В таких общинах организованы совместные трапезы и такое же воспитание детей. Рассказав о том, как коммунистическая утопия осуществлена русскими людьми на канадской земле, Бонч-Бруевич признавал, что духоборческие общины «несут с собой наибольшее стеснение отдельной личности, подчас совершенное подавление ее». Уже тогда он убедился в том, что «полный коммунизм» осуществим лишь под влиянием сильного лидера.

Попытки коммунистической жизни у духоборцев [...] несомненно возникают под сильным нравственным давлением их руководителя. Но эта форма жизни оказалась слишком для них высокою [...) Чтобы сохранить эту коммунистическую форму жизни, [...] духоборцы должны все время вести сильную борьбу и со своей «плотью» и друг с другом. Они должны все время поднимать себя и не давать проявляться тем сторонам своей натуры, которые на практике идут в явный разрез с теорией их жизни[408].

Как видим, Бонч-Бруевич знает о трудностях, которые стерегут утопию на ее пути. Трудности эти — плоть, практика, природа; лишь сильная борьба с плотью и друг с другом помогает людям поднимать себя до собственной теории. Помогают делу и внешние тяготы; с прекращением гонений «сектантская геройская борьба» начинает ослабевать, констатирует Бонч-Бруевич. Такова историко-философская модель, с которой работал управделами Совнаркома.

В 1918 году другой сектовед, историк и журналист Сергей Мельгунов, ходил в Кремль благодарить Бонч-Бруевича за хлопоты по его освобождению из тюрьмы, а заодно просить содействия его отъезду за границу. Бонч-Бруевич встретил коллегу «как будто ничего не произошло. [...} Работает-де над выпусками новых томов своих материалов». Управделами Совнаркома говорил тогда будущему автору Красного террора: «Наша задача умиротворить ненависть. Без нас красный террор был бы ужасен [...] Мы творим новую жизнь. Вероятно, мы погибнем. Меня расстреляют. Я пишу воспоминания... Прочитав, вы поймете нас»[409].

Можно думать, что впечатления, полученные с Распутиным, с духоборами и особенно с питерскими чемреками, имели первостепенное значение для формирования политических идеалов Бонч-Бруевича. На его глазах Ленин в расширенном масштабе повторял успех Легкобытова; а Распутин проиграл так же, как Щетинин. Русская революция совершалась ради всех этих таинственных людей — не-товцев, скрытников, чемреков и прочих, издавна живущих при коммунизме. Бонч-Бруевич не издал 8-го тома своих Материалов, который должен был быть специально посвящен 'Началу века'; но он осуществил свою общую с Легкобытовым мечту.

Подпись Бонч-Бруевича стоит под множеством документов. Из дел, которые связаны с его личным вкладом в формирующуюся диктатуру, мы знаем два: реквизицию банков в декабре 1917 и переезд правительства в Москву. Против обоих не возражали бы друзья Бонч-Бруевича из сектантов, а перенос российской столицы из Петрограда в прямой форме выражал их «чаяния»[410]. Культ Ленина, несомненным соавтором которого являлся Бонч-Бруевич, тоже был попыткой соединить народную веру и утопическую государственность. Об этом гадали, с разным знанием деталей и действующих лиц, разные наблюдатели. «История секты Легкобытова есть не что иное, как выражение скрытой мистической сущности марксизма»[411], — писал Пришвин. «Перенесение столицы назад в Москву есть акт символический. Революция не погубила русского национального типа, но страшно обеднила и искалечила его», — писал Георгий Федотов[412].

Как мы увидим, с нёкоторого момента необычные интересы Бонч-Бруевича стали в аппарате неуместны. Ленину пришлось им пожертвовать; но, как бывает в таких случаях, вынужденное расставание не ухудшило личных отношений между ними.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

5 октября 1921 года Народный комиссариат земледелия принял воззвание Ксектантам и старообрядцам, живущим в России и заграницей. Отпечатанный тиражом 50 ООО экземпляров, документ был разослан по местам[413]. Констатирующая часть, описывавшая временные трудности сельского хозяйства, сочеталась с необычными предложениями в адрес некоторых религиозных меньшинств, члены которых получали привилегии по отношению к другим категориям населения.

I


Примечания:

4

Толстой. О великороссийских беспоповских расколах в Закавказье, 56



40

I. Курсив мой, 190



41

Там же, 216.



407

В. Д. Бонч-Бруевич. Духоборцы в канадских прериях. Петроград: Жизнь и знание, 1918,207.



408

Там же. 232.



409

Мельгунов. Воспоминания и дневники, 2. 38.



410

В. Д. Бонч-Бруевич. Духоборцы в канадских прериях. Петроград: Жизнь и знание, 1918,207.



411

Там же. 232.



412

В. Д. Бонч-Бруевич. Духоборцы в канадских прериях. Петроград: Жизнь и знание, 1918,207.



413

* В этом виде, документ доступен в архивном фонде Бонч-Бруевича: ОР РГБ, ф. 369, картон 36. ед. хр. 1; тут же автограф рукой Бонч-Бруевича. В измененном виде и с подзаголовком «Из воззвания комиссии по заселению свободных земель сектантами и старообрядцами»: Известия, 19 октября 1921; опубликовано по архивному источнику в: А. Эткинд. Русские секты и советский коммунизм: проект Владимира Бонч-Бруевича — Минувшее, 1996, 19, 275—319 (приложение 1).

">






Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке