Как-то Мухаммед отправился молиться в Каабу. В «заповедном месте», между Каабой и северо-западной стороной ее ограды, стояли видные курайшиты, понося исламистов. Это место служило в городе чем-то вроде клуба, где собирались обсудить последние новости и просто поговорить. Зрелище Мухаммеда, совершающего ритуальные обходы вокруг святыни, лишь прибавило им злости, и они стали кричать в его сторону обидные слова. Мухаммед спокойно прошел мимо них раз, затем второй, а на третий остановился и спросил:

– Зачем вы говорите такие вещи? Ведь я пришел сюда с жертвой!

Это смутило курайшитов, и они извинились перед Мухаммедом. Когда он пришел помолиться на следующий день, то воспоминание о вчерашнем фиаско еще больше распалило собравшихся, и они уже сразу бросились к Мухаммеду, обвиняя его в поношении богов и неуважении предков. Тот спокойно подтвердил:

– Да, я говорю все это!

Это было последней каплей, кто-то из собравшихся схватил его за воротник, и началась потасовка. Охранявший Мухаммеда Абу Бакр бросился в толпу и, заслоняя Пророка своим телом, стал кричать:

– Почему вы хотите убить человека, который говорит, что Аллах его господин?!

Курайшиты отступили, но дочь Абу Бакра вспоминала, что в это день он вернулся домой с наполовину выдранной бородой.

Как-то к Мухаммеду, когда он был один, подошел Абу Джахль и стал ругать и ислам, и самого Пророка. Мухаммед молча сносил все оскорбления, и Абу Джахль, поняв, что все бесполезно, удалился, обругав напоследок Мухаммеда последними словами. Это услышала некая вольноотпущенница и, увидев через несколько минут возвращавшегося с охоты дядю Мухаммеда Хамзу, отличавшегося весьма богатырским телосложением, рассказала ему и про все оскорбления, и про то, что Мухаммед их безропотно проглотил. Тот в бешенстве отправился к Каабе и, найдя там Абу Джахля, подошел к нему и, ударив луком, рассек ему голову.

– Если ты оскорбишь моего племянника еще раз, то я снова сделаю то же самое! Я разделяю его точку зрения, и можешь сказать это мне! А если в силах, то верни мне удар!

Родственники Абу Джахля вскочили, готовые броситься на Хамзу, но Абу Джахль остановил их:

– Абу Омар прав, я, и в самом деле, грубо оскорбил его племянника.

Хамза, поняв, что, к полной своей неожиданности, признал себя исламистом, решил, что это была рука Господа, и принял ислам. Таким образом у мусульман появился надежный защитник, пользующийся в городе большим уважением, и насмешек, может, пока меньше и не стало, но совершать прямые оскорбления или нападки на Мухаммеда и его сторонников уже боялись.

От более серьезных последствий «кощунства» исламистов уберегала традиция кровной мести, ведь вся Мекка понимала, что убийство Пророка хашимиты не простят. Старейшины кланов даже пытались «выменять» Мухаммеда, предлагая Абу Талибу взамен отречения от племянника усыновить сына аль-Валида, одного из самых сильных и красивых мекканцев. Но тот не согласился:

– Вы хотите убить моего человека, а я должен буду взамен кормить вашего?

Впрочем, Мухаммед не всегда оставлял преследующие его насмешки без ответа, обещая своим врагам вечный огонь ада и проклятие всех их потомков. Некоторые, видимо, наиболее упорные, сумели даже попасть в суры Корана в качестве отрицательных примеров.

Гонения были настолько велики, что несколько мусульманских семей даже перебрались в Эфиопию. Понятно, что эта ситуация Мухаммеда не радовала: он терял верных ему людей.

В такой обстановке гонений неожиданно были опубликованы Мухаммедом пришедшие ему новые суры Корана, в которых богини из Каабы аль-Лат, аль-Узза и аль-Манат, пользовавшиеся особой любовью арабов, были названы ангелами, «дочерьми бога», и Аллах разрешал им поклоняться и обращаться к ним с просьбами. Эти богини обширно почитались в Аравии, например, храм аль-Лат находился в Таифе, храм аль-Уззы в Нахле, под Меккой, а храм аль-Манат – в Ясрибе.

Когда мекканцы услышали эту суру, то их ликованию не было предела: наконец-то сплотились исламисты и язычники! Главам курайшитов подобная уступка была тоже приятна: многие из них владели недвижимостью и держали торговлю и в Таифе, и в Ясрибе. В Таифе, кстати, имел большой бизнес дядя Мухаммеда Аббас.

Отношения между религиозными общинами Мекки нормализировались, и в город даже вернулись семьи, бежавшие в Эфиопию.

Впрочем, полноценного мира с мекканцами все равно не вышло: если раньше Мухаммед признавал Каабу единственной святыней, то теперь он стал славить и другие, «конкурирующие» храмы. В среде мусульман первоначальная радость также сменилась разочарованием: их исключительность была поставлена под сомнение, и они, поклонники единого бога, должны были признавать теперь и каких-то богинь, благоволящих к язычникам.

Мухаммед оказался в трудном положении: совершенную ошибку нельзя было исправить, ведь это слова Бога!

Но, впрочем, не зря в Мекке всегда ценили его ум. Через некоторое время выяснилось, что Бог говорил своему Пророку прямо противоположное: «Видели ли вы аль-Лат, и аль-Уззу, и аль-Манат – третью, иную? Неужели у вас – мужчины, а у Него – женщины? Это тогда – разделение обидное! Они – только имена, которыми вы сами назвали, – вы и родители ваши. Аллах не посылал с ними никакого знамения». Но Иблис (дьявол), после того как Мухаммед очнулся от священного сна, забрался к нему под язык и заставил произнести кощунственную фразу, причем так ловко, что Пророк, несмотря на то что слова Аллаха были запечатлены в его сердце, ничего не заметил. Подобные вещи Иблис, по словам Мухаммеда, проделывал и с другими Пророками, никто от этого не был застрахован. Но отныне Аллах пообещал Мухаммеду, что приструнит дьявола и тот больше не сможет вмешиваться в Его откровения. Война с язычеством вспыхнула с новой силой.

Курайшиты, понимая, что физически с мусульманами они сделать ничего не могут, решили взять их в экономическую блокаду. Это решение было принято на одном из «антимусульманских» советов, которые регулярно проходили в доме аль-Валида. Было решено предупреждать всех приходящих в Мекку за покупками кочевников о том, что Мухаммед и его последователи – богохульники и враги племени курайшитов, и потому не стоит у них ничего покупать и не надо им ничего продавать. Объяснения должны были быть мягкими и с намеком на то, что, ослушавшись сего доброго совета, кочевник обидит многих видных горожан. На всех караванных тропах, идущих в город, было установлено дежурство курайшитов, которые проводили беседы со всеми приезжающими. Также были выставлены посты и на рынке, которые отмечали тех, кто имеет дело с мусульманами, и брали их на заметку для повторной беседы.

Решение это было, безусловно, весьма умное и сулило исламистам море неприятностей. Среди них было очень мало ремесленников и слуг, фактически все первые мусульмане происходили из одного социального класса – мелких торговцев. Но этот удар смягчили, как обычно, разногласия среди кланов. Бойкот продвигали, в первую очередь, Абд Шамсам, Махзумам и другие главенствующие кланы, а остальным кланам он был отчасти и не выгоден, а отчасти они не хотели увеличивать «богатство богатых», понимая, что от бойкота выгода будет только тем, кто его объявил.

Но, тем не менее, бойкот ударил по общине весьма болезненно: купцы, не могущие полноценно торговать, начали покидать Мухаммеда и начинали почитать божеств из Каабы. Мухаммед, понимая всю сложность их положения, не осуждал этих людей, а наоборот, судя по Корану, обратил весь гнев Бога на гонителей.

Положение становилось все хуже, и Мухаммед понял: необходим исход.

Необходима была страна, в которой возможно было бы торговать, то есть заниматься традиционным для мусульман видом деятельности, и в то же время не было язычества, которое бы было, как уже понял Мухаммед, для членов его общины постоянным соблазном. Тщательно все обдумав, он выбрал весьма развитую и к тому же населенную христианами, так же почитающими единого Бога, Эфиопию.

Курайшиты, пользовавшиеся покровительством негуса, заинтересованного в торговле с Аравией, плотно занимали места на рынках Эфиопии, но Мухаммед надеялся, что негус (правитель) – христианин и не даст почти единоверцев в обиду.

Были ли у Мухаммеда более грандиозные планы: вернуться, подобно Абд аль-Мутталибу, в Мекку с помощью Эфиопии? Или поставить под контроль всю торговлю Аравии с Эфиопией, лишив тем самым врагов заработка? Сказать об этом с уверенностью сложно, но Мухаммед, как человек больших планов, наверняка просчитывал и эти возможности, несмотря на то, что они вряд ли могли быть воплощены в то время. Но оно, как известно, не стоит на месте.

В начале 615 года небольшая группа мусульман, десять мужчин, четыре женщины и малолетние дети во главе с Османом ибн аль-Аффаном и его женой Рукайей, дочерью Мухаммеда, покинули Мекку и, прибыв к побережью Красного моря близ Джидды, сели на корабль и отбыли в Эфиопию.

Через некоторое время по их пути последовала вторая группа, затем и третья... Не считая детей, в Эфиопию переселилось 83 человека. Это была первая хиджра – переселение мусульман.

Город покинули только те, кто не мог рассчитывать на поддержку своих кланов, мусульмане же из родов Хашим, аль-Мутталиб, Зухра, Тайм и Ади остались вместе с Мухаммедом в городе. Между тем убывшие обосновались в Эфиопии, легко отыскав общий язык с негусом, и занялись торговлей. Уже очень скоро в Аравию, к мусульманам, потекли караваны товаров из Эфиопии, подрывающие с таким трудом достигнутую монополию курайшитов. О серьезных ударах, понятно, говорить было еще рано, но, как говорится, лиха беда начало, и главы курайшитов это прекрасно понимали. Мухаммед был великолепным торговцем, и он делал все, чтобы товар брали именно у него, а не у язычников. Товаров пока было мало, но курайшиты сочли нужным отправить к негусу посольство с богатыми дарами, прося выдать «предателей родов» назад в Аравию.

Первобытнообщинные законы, когда человеком владеет род, в Эфиопии не признавались, и посольство вернулось в Мекку ни с чем. Это вызвало еще большее давление на мусульман, оставшихся в Мекке.

Впрочем, существуют версии, что бойкот, объявленный курайшитами, был отнюдь не единственной причиной отъезда. По всей видимости внутри общины тоже были какие-то разногласия. Это подтверждает и легкая путаница с количеством принявших к этому времени ислам, и то, что даже после укрепления Мухаммеда в Мекке эта часть мусульман так и не вернулась назад.

И вот среди этой блокады и гонений племянник Абу Джахля, главного, наверное, врага Мухаммеда, принял ислам.

Омар, сын Хаттаба, был не очень богатым человеком, но недюжинной силы и весьма простых и честных нравов. Как это произошло – точно не известно, ученые выдвигают две версии. По одной Омар, сын Хаттаба, нещадно преследовал мусульман и как-то даже, подпоясавшись мечом, отправился искать Мухаммеда с целью его убить. От кого-то он услышал, что Пророк со своими сторонниками собрался в доме неподалеку от ас-Сафы, в доме аль-Акрама. Там должно было быть около сорока человек, но Омара это не пугало.

Нуайм, один из его дальних родственников, тайно принявший ислам, встретил его и поинтересовался, куда он идет, такой воинственный. Омар ответил:

– Хочу найти и убить Мухаммеда, изменника, посеявшего раздор среди курайшитов, человека, презирающего нашу веру и издевающегося над нашими предками!

Нуайм попытался его образумить:

– Неужели ты считаешь, что хашимиты оставят тебя после этого в живых? Сначала отправься домой, приведи в порядок свои дела, а после уже иди убивать Мухаммеда!

Но Омар не слушал его. Тогда Нуайм сказал ему, что сначала надо разобраться с близкими по крови людьми, а потом уже искать смерти проповедника.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Омар. – Или ты хочешь сказать, что изменники появились и в моем роду?

– А как же твой зять Зайд и твоя сестра Фатима? Они давно уже исповедуют ислам!

Омар в гневе, и в самом деле позабыв про Мухаммеда, отправился в дом к сестре. В это время у нее в гостях находился мусульманин Хаббаб со списком одной из сур Корана, которую он пришел прочесть своим неграмотным единоверцам.

Услышав голос гонителя мусульман в прихожей, Хаббаб очень испугался и укрылся в кладовке, а Фатима, спрятав листок с сурами, села на сундук. Не успела она еще этого сделать, как Омар уже ворвался в комнату:

– Что за молитву я здесь слышал?!

Фатима с Зайдом стали убеждать его, что он ослышался, и они просто разговаривали. Взбешенный Омар набросился на Зайда:

– Ты, говорят, совратил мою сестру на поклонение этому прохиндею!

Завязалась потасовка, и Фатима бросилась разнимать мужчин. Омар оттолкнул ее, и она, упав, рассекла себе до крови лицо. Кровь любимой сестры охладила пыл Омара. Заметив, что он успокоился, Зайд с Фатимой признались:

– Да, мы мусульмане и верим в единого Бога...

Но Омар устыдился, что пролил родную кровь, и уже не мог ругаться.

– Дай мне посмотреть, что ты спрятала, – сказал он, – хочу узнать, что за слова распространяет этот проходимец.

Фатима, заставив Омара поклясться, что он ничего не сделает с бумагой, протянула ему листок. Омар прочитал: «Не ниспослали Мы тебе Коран, чтобы ты был несчастен, а только как напоминание для того, кто боязлив».

– Как прекрасны и благородны эти слова! – воскликнул Омар, а прятавшийся Хаббаб, осмелев, сказал из кладовки:

– Омар! Клянусь Всевышним, что Он, по молитве Пророка, отличит тебя! Прошлой ночью я сам слышал, как Мухаммед взывал: «Боже! Укрепи силы ислама Абу аль-Хакимом или Омаром, сыном Хаттаба!» Так прими же Господа в сердце свое!

И что-то перевернулось в душе Омара.

– Веди меня к Мухаммеду, – приказал он вышедшему из кладовки Хаббабу, – клянусь, я готов принять ислам!

Хаббаб объяснил, где найти собравшуюся общину, и Омар отправился туда. Когда он постучал в дверь, то в доме аль-Акрама началась паника:

– Стучит Омар, препоясанный мечом, – доложили Мухаммеду.

– Открой ему, – сказал Хамза. – Если он пришел с миром, то мы будем рады, а если нет – он погибнет от собственного же меча!

Когда Омар вошел, Мухаммед, поднявшись ему навстречу, схватил его за воротник и сказал:

– Зачем ты пришел к нам, сын Хаттаба? Клянусь Всевышним, коли ты не угомонишься, тебя ждет суровое наказание!

Но Омар упал на колени:

– О, Пророк! Я пришел принять твою веру и воспринять все, что ты получил от Бога!

И Мухаммед, и все присутствующие тут же возблагодарили Аллаха за столь чудесное обращение.

Вторая версия этой истории осталась в летописях как рассказ якобы самого Омара: «Я был далек от ислама. Я был пьяницей во времена невежества, я любил вино и изрядно попивал его. Обычно наша компания собиралась неподалеку от рынка аль-Хазвар. Однажды ночью отправился я туда в надежде застать своих собутыльников, но там никого не было. Тогда я решил, что неплохо было бы пойти к виноторговцу и достать у него чего-нибудь выпить. Пошел я к известному мне человеку, который торговал вином в Мекке, но не застал его дома и нигде не мог найти его. Тогда я решил, что неплохо было бы сходить к Каабе и обойти ее семь, а то и дважды семь раз. Итак, пришел я к храму, намереваясь совершить обхождения, и вдруг вижу – посланник Бога стоит и молится. Когда он молился, он поворачивался лицом к Сирии, так что Кааба располагалась между ним и Сирией. Место же, где он обыкновенно молился, приходилось между восточным углом – углом Черного камня – и южным, йеменским. И тут я подумал: а ведь было бы неплохо подслушать, что говорит Мухаммед, когда он молится! Если бы я прямо подошел к нему, я бы вспугнул его. Поэтому я подошел к Каабе со стороны „заповедного места“, подлез под занавес и стал осторожно подкрадываться.

Тем временем посланник продолжал молиться на том же месте, читая Коран, а я остановился прямо перед ним, и между мной и посланником не было ничего, кроме покрывала Каабы. Когда я стоял и слушал Коран, мое сердце смягчилось, я расплакался, и ислам проник в меня; но я все продолжал стоять на том же месте, пока посланник не окончил молитвы. Затем он удалился, а я последовал за ним. Когда он направлялся от Каабы домой, то обычно проходил мимо дома, принадлежащего сыну Абу Хусейна, а затем пересекал дорогу, по которой паломники совершали свой бег между холмами ас-Сафа и аль-Марва. Потом он шел между дворами Аббаса и Ибн Азхара, затем мимо двора Ахнаса и входил в дом свой. Жилище его находилось в квартале ад-Дар ар-Рактаа, которым владел Муавия, сын Абу Суфиана. Я продолжал следовать за Мухаммедом, пока он не оказался между дворами Аббаса и Ибн Азхара, и тут я стал нагонять его. Посланник услышал мои шаги, оглянулся и узнал меня. Думая, что я преследую его со злым умыслом, он остановился и оттолкнул меня со словами: «Что привело тебя в такой час, сын Хаттаба?» Я отвечал, что пришел уверовать в Бога и его посланника и в то, что нисходит к посланнику от Бога. И возблагодарил посланник Аллаха, и сказал: «Бог направил тебя на путь истинный». Затем коснулся он рукой моей груди и помолился, чтобы я был стоек. Потом я расстался с ним, а он вошел в свой дом».

Но как бы то ни было, Омар принял ислам и стал, как многие считают, одним из настоящих его основателей. Мухаммед был лишь религиозным проповедником, а сила и решительность Омара смогли сделать из ислама самую многочисленную мировую религию. Впрочем, это будет еще не скоро. Пока же впереди и у Мухаммеда, и у Омара были лишь трудности.

Омар, как уже сказано, был человеком весьма простых нравов и ничего не боящийся, уже утром, остановив мекканца, который слыл «разносчиком новостей», сообщил ему, что принял ислам и отрекся от язычества.

Тот сразу же устремился к Каабе, где собирались горожане.

– Слушайте, слушайте, – кричал он, – Омар, сын Хаттаба, совращенный Мухаммедом, впал в сабейство!

Следовавший сюда же Омар услышал эти слова и покачал головой:

– Это ложь! Я исповедую единого Бога и принадлежу к исламу!

Стоявшие у Каабы курайшиты в ярости набросились на Омара, но взять того было не так-то просто. Драка продолжалась несколько часов, до полудня. Наконец курайшиты, несущие тяжелые потери, сумели повалить Омара на землю.

– Вы можете сделать со мной что хотите, – сказал он им. – Жаль, что нас здесь не сотни три, хотя бы. Ох, тогда бы мы поговорили с вами по-другому...

Курайшиты, видя, что Омар и не думает раскаиваться, решили его убить. Но присутствовавший здесь Ас, сын Ваиля, остановил их, напомнив, что Омар происходит из рода Ади, мощного и не любящего, когда кто-то проливает кровь их соплеменников. Курайшиты отступили, а Омар встал и направился к своему дяде, Абу Джахлю. Дядя известию тоже не обрадовался и захлопнул пред лицом Омара дверь своего дома, прокричав, что Бог покроет его бесчестием за такие поступки.

Омар тут же начал ходить молиться к Каабе, откуда мусульмане были давно уже изгнаны. Помня минувшую драку, курайшиты опасались прогонять этого человека. Понемногу к Омару стали присоединяться и остальные мусульмане, и вскоре традиция молиться в Каабе была возобновлена. Курайшиты со злостью глядели на Мухаммеда, совершающего традиционные обходы, но молчали. И что тут скажешь – когда с одной стороны Пророка шел Хамза, а с другой Омар.

Между тем, за всеми передрягами, количество священных текстов разрасталось. Мухаммед, которому исполнилось сорок пять лет, порою забывал их тексты, многие из них повторялись и, бывало, не совпадали друг с другом по смыслу. Это уже стало слишком заметно, и мусульмане подступали к своему Пророку с вопросами. Впрочем, и здесь был найден выход. В очередной сутре, ниспосланной Аллахом, говорилось: «Если кто-нибудь попрекнет тебя: „Разве ты не помнишь, что ты говорил раньше?“ – не смущайся. Раз забыл, – значит, то, что говорилось раньше, отменено Богом, а не тобой. И тот, кто настаивает на устаревшем, отмененном, идет не только против тебя – дерзает идти наперекор Богу, впадает в непростительный грех, ему нет места среди правоверных».

Также Аллах обещал заменить отмененные стихи Корана новыми, на этот раз теми, что пребудут уже вечно. Мухаммед понял, что пора нанять секретаря, так как стихи уже не удерживаются в его памяти. Это был вопрос непростой: секретарь был должен не только записать откровения, пришедшие к Пророку, но и потом исправлять их, если вдруг Пророк неточно запомнил текст, а потом Аллах оживил его память. Понятно, что записывать за Пророком мог только очень преданный делу ислама человек.

Мухаммед обычно пользовался услугами Абдаллаха, сына Саада, молочного брата Османа ибн аль-Аффана, зятя Мухаммеда. Но тот, хотя и был весьма грамотен и держался по отношению к Пророку очень почтительно, рвения в вопросах веры не проявлял, а наоборот, любил проводить время со своими друзьями-поэтами за бочонком-другим вина. Вино не лучшим образом воздействует на веру, и Абдаллах, хотя и ничего порочащего про Мухаммеда не говорил, но по его гримасам можно было понять, что он не просто записывает текст, а, возможно, даже немного участвует в его создании. Так что вопрос о поиске секретаря оставался открытым.

Во времена первой общины Мухаммед вел очень скромную жизнь, хотя у него и был свой раб, который его обслуживал. Эти обязанности добровольно взял на себя абиссинец Билаль, отпущенный на свободу Абу Бакром, но принявший ислам и оставшийся с Пророком.

Мухаммед все так же носил один плащ, имел одну перемену полотняного белья, на голове у него всегда была чалма или наголовный четырехугольный платок.

;Обут он был в сапоги или сандалии. Мухаммед очень бережно относился к своим длинным вьющимся волосам и красивой бороде. Он собственноручно их расчесывал и умащивал благовониями – это, пожалуй, единственная роскошь, которую он себе позволял. У него не осталось ни шелков, ни драгоценностей. Сам же он чинил и чистил свою одежду, а питался в основном финиками, ячменными лепешками, кашами, сыром и фруктами. Вина Пророк не пил, а мясо вкушал не чаще, чем раз в неделю.

Община жила бедно, и это выглядело, наверное, вполне естественно для членов общины, но отпугивало тех же кочевников, в голове которых не могли совместиться такая простота быта и звание посланца Аллаха. (Недаром курайшиты, склоняя Мухаммеда на компромисс, говорили ему, что тогда они «сядут по сторонам от него», и привлечение новых членов пойдет гораздо успешнее.)

В этот период Мухаммед становится не только духовным лидером мусульман, но и светским лидером общины, которая превратилась уже в небольшой клан. Он целыми днями или решал духовные проблемы исламистов, цитируя им строки Корана, либо вел переговоры с курайшитами, стараясь оперативно решать возникающие проблемы. Активно помогал ему в этом Абу Бакр, чье состояние стремительно таяло от раздаваемой милостыни, но который стал фактически вторым человеком в общине, и Хамза. Хамза родной дядя Мухаммеда, и это уже многое говорит человеку, понимающему, что такое для араба родная кровь. Абу Бакр, старый друг Мухаммеда, человек гораздо более тонкий и мудрый, нежели Хамза, происходит с Пророком из разных кланов.

Все больше влияния в общине набирал и Омар, человек в исламе хотя и новый, но горячо верующий и очень волевой. А в тех условиях воля и смелость были отнюдь не последними качествами. Преследование общины со стороны курайшитов не прекращалось ни на день. Несмотря на то что «Конфедерация добродетельных» и не поддерживала бойкот, временами материальное положение членов общины становилось совсем печальным, и до нас даже дошли легенды про то, как сочувствующие как-то перекинули через забор дома общины мешок пшена. Также легенды говорят и о голодной смерти кого-то из мусульман в тот период, но, скорее всего, речь идет не об общине, а об отношении к мусульманам в их семьях. В попытках перевоспитать родственников, предавших отеческих богов, члены клана сажали их на цепь, морили голодом и использовали другие жестокие методы убеждения. Особенно сложно приходилось принявшим ислам рабам, хозяева которых так же старательно подыскивали им самую тяжелую работу, которая могла помочь возвращению к традиционным ценностям.

В начале 616 года главой клана махзумитов, весьма богатого и влиятельного, становится Абу Джахль. Он направляет массу усилий на то, чтобы разрушить поддерживающую исламистов «Конфедерацию добродетельных», и весьма быстро, путем предложений о выгодном торговом партнерстве, ему удается перетянуть на свою сторону кланы Зухра, Тайм и Ади. Фактически впервые в истории Мекки была создана коалиция, в которую могли войти практически все кланы курайшитов. На стороне хашимитов остался только слабый и малочисленный клан аль-Мутталиб.

После этого к Абу Талибу снова пришли старейшины и потребовали либо «успокоить», либо выдать Мухаммеда, говоря, что тут уже выбора нет: иначе клану хашимитов будет объявлена война. Выбор, и в самом деле, был сложным. С одной стороны, было понятно, что война хашимитов против всех кланов – дело заведомо проигрышное, а с другой, если выдать курайшитам Мухаммеда и его последователей, среди которых были близкие Абу Талибу люди, то клан, лишившийся своих лучших людей, сгинет окончательно. Абу Талиб принял сложное решение – он решил никого не выдавать, и племени хашимитов в конце 616 года был объявлен бойкот. Всем остальным жителям Мекки было запрещено что-либо продавать им, покупать у них, брать в жены их дочерей или отдавать своих дочерей за хашимитов.

Бежать Мухаммеду было некуда – тот же эфиопский негус, терпящий его соратников, вряд ли бы потерпел самого Мухаммеда. Лжепророков христианские цари казнили весьма быстро – как своих, так и приезжих. К тому же, не зная языка, Мухаммеду пришлось бы при бегстве забыть о своей пророческой миссии и, фактически, стать обыкновенным главой небольшой общины.

Мухаммед решает остаться в Мекке и перебирается в дом к Абу Талибу, находящийся в хорошо укрепленном квартале хашимитов в узкой долине на восточной окраине Мекки. Вместе с ним сюда же переезжают и многие мусульманские семьи.

Настало по-настоящему тяжелое время. Эта блокада тяжело отразилась на мусульманской общине и клане хашимитов. Порою есть было совсем нечего, и спасала лишь помощь родственников, оставшихся в городе и рисковавших собственным благополучием за доставлявшуюся за стену крепости хашимитов еду.

Но, впрочем, и тут языческие законы играли на руку мусульманам. В священные месяцы, когда объявлялся всеобщий мир и прекращалось даже действие закона кровной мести, хашимиты выходили из осады и безбоязненно торговали с паломниками на рынках, создавая себе стратегические запасы продовольствия. Впрочем, бойкот не мешал хашимитам отправлять караваны в Сирию, где они торговали вполне свободно. Также эти месяцы становились для Пророка месяцами активной проповеди. Это было необходимо, так как приток новообращенных уменьшился, а несколько мусульман, испуганных бойкотом, покинули общину.

Поддержать братьев по вере в сложное время вернулось из Эфиопии тридцать три мусульманина, в том числе и зять Мухаммеда Осман ибн аль-Аффан с Рукайей. Мусульмане, возвращающиеся в Мекку, заручались поддержкой кого-либо из близких родственников, которые вели вернувшихся к Каабе и во всеуслышание объявляли, что этот человек находится под его покровительством. Забавно, что за некоторых мусульман ручались злейшие враги Мухаммеда – законы крови, что поделаешь.

За шесть лет бойкота Мухаммед надиктовал около сорока рахманских и пророческих сур, некоторые из которых содержали более двухсот стихов. Причина такой активности понятна: в исламе значение загробной жизни было не слишком и велико. Мухаммед обещал своим сторонникам благоденствие уже в этой, земной жизни, но, как мы знаем, все пришедшие в ислам вместо богатства испытывали одни лишения. В общине начался шепоток смущения, и Пророк был вынужден объяснять, почему язычники преследуют верных Аллаху, и как Всевышний к этому относится. Продолжалась, естественно, и дискуссия с курайшитами: Мухаммед не оставлял надежды их обратить. Обличение язычества было рассчитано и на внутреннюю аудиторию: некоторые из мусульман, под давлением, думается, как общественного мнения, так и бойкота, стали идти на компромисс с воззрениями язычников, воздавая честь и «вашим, и нашим» богам.

Именно ко времени блокады относится и повеление Аллаха о том, что Мухаммед не доложен заниматься человеческими делами: «Мы не требуем, чтобы ты заботился о житейских нуждах. Мы будем наделять тебя потребным для жизни: благочестию – успех!» Мухаммед, до этого не бросавший и своих купеческих дел, полностью сосредоточился на делах общины.

Длившийся три года бойкот подошел к своему логическому завершению. Курайшиты так и не смогли сломить хашимитов и мусульман, а Мекка, раздираемая межклановыми противоречиями, теряла и в торговле, и в общей прибыли. Кланы, объединившиеся против хашимитов, были раздираемы противоречиями, и было ясно, что кто-то должен положить бойкоту конец. Этим человеком стал Зухейр – сын Атики, дочери Абд аль-Мутталиба, родной племянник Абу Талиба и двоюродный брат Мухаммеда. На собрании курайшитов он предложил прекратить бойкот. Его поддержали несколько человек из кланов, которые раньше были союзниками хашимитов по «Конфедерации добродетельных». В начале 619 года бойкот был прекращен. Однако, несмотря на это радостное событие, 619 год получил в мусульманских летописях название «Год Траура».

Абу Талиб, глава хашимитов, которому уже исполнилось 90 лет, стал очень слаб, и было понятно, что счет его жизни идет уже не на месяцы, а на дни. Заступник мусульман на протяжении долгих лет так и не принял перед смертью ислам, хотя Мухаммед очень настаивал на этом. Но Абу Талиб был избавлен от адских мук – перед самой смертью он начал что-то шептать, и Аббас, наклонившийся к его губам, утверждал, что это было признание Аллаха единым богом. Поэтому сегодня Абу Талиб считается небесным покровителем Мекки.

Вскоре после смерти Абу Талиба мусульмане понесли и еще одну потерю: умерла жена Мухаммеда Хадиджа. Горе Пророка было безутешным, даже несмотря на то, что явившийся к нему ангел Джабраил известил, что на небе ей уготовлен дом из полой жемчужины.

После смерти вождя клана главой хашимитов стал брат Абу Талиба, Абу Лахаб, ярый враг Мухаммеда. Он был настолько знаменит своим негативным отношением к мусульманам, что на него даже не распространялся бойкот. Но, тем не менее, сразу выдать Мухаммеда он не мог: это было бы предательство законов крови, и Абу Лахаба ждало бы осуждение общества, причем не только хашимитов. Поэтому он решил дождаться удобного случая и, придравшись к какому-нибудь поступку Пророка, снять с него защиту клана.

Скоро повод нашелся. По совету Абу Джахля Абу Лахаб возбудил «дело об оскорблении чести хашимитов». При свидетелях у Мухаммеда было спрошено, куда попадет Абд аль-Мутталиб – в рай или ад? Отвечая на каверзный вопрос, Мухаммед ни на йоту не отступил от того, что он утверждал и раньше:

– Безусловно в ад.

Оскорбление было зафиксировано, и Абу Лахаб без труда убедил хашимитов исключить Мухаммеда из клана. Вскоре об этом было объявлено у стен Каабы, и Мухаммед стал хали – человеком без рода, без племени. Ни полиции, ни каких-либо государственных структур в Мекке не было, и любой мог безнаказанно оскорбить Мухаммеда, избить его или ограбить. Убивать, безусловно, не рекомендовалось – кровная месть, лежащая на ближайших родственниках, продолжала действовать.

В Мекке началась травля Мухаммеда. В него кидали камнями и грязью, выливали помои на то место, где он молится, и вряд ли можно описать все те унижения, через которые пришлось пройти Пророку и его общине. Мухаммеду стало ясно, что в этом городе оставаться нет больше смысла: дело ислама здесь продолжать невозможно. Нет Пророка в своем отечестве... В одиночку, никому не говоря, Мухаммед отправился в принадлежащий племени сакифитов оазис Таиф, расположенный примерно в двух днях пути на восток от Мекки. Впрочем, частью собственности здесь владели мекканцы, в частности Аббас. Когда-то сакифиты контролировали торговлю между Йеменом и жителями берегов Персидского залива, но после одной из клановых войн они были вынуждены отдать все под контроль курайшитов. Хотя у власти в оазисе и была партия, враждебная курайшитам, с Меккой поддерживалась видимость мира. Мухаммед, видимо, хотел сыграть на этом противоречии.

В Таифе он поселился в доме местного влиятельного человека Абд Джалайла ибн Амра. Несколько дней он беседовал с ним и с его братьями, во многом контролирующими жизнь в оазисе, и убеждал их принять исламистов.

Но пока шли переговоры, весть о пребывании Мухаммеда, несмотря на секретность, как-то ушла в народ, и вскоре перед домом Абд Джалайла стояли толпы сакифитов, требуя изгнать Мухаммеда. Сыновья Амра были вынуждены попросить Мухаммеда покинуть их дом, и улюлюкающая толпа гналась за ним, выкрикивая проклятия и кидая камни. Уже на выходе из оазиса за Мухаммеда заступились два курайшита, братья Утба и Шейба, владевшие здесь садом. Были они из клана Абд Шамс, враждебного и Мухаммеду, и мусульманам, но их сердца не позволили продолжать травлю беззащитного человека.

В их саду Мухаммед передохнул, смыл кровь с лица и подкрепился фруктами. Необходимо было отправляться в Мекку. Слухи бежали впереди него, и Мухаммед понимал, что ему предстоит возвращение в город, где все будут знать, что он этот город хотел предать, объединившись с его врагами. Потому в Мекку Мухаммед входить не стал, а, послав весточку своим сторонникам, укрылся на горе Хира. Отсюда он начал переговоры с видными язычниками, чтобы те предоставили ему покровительство. Понятно, что сделать это было весьма сложно. Наконец аль-Мутим, глава клана Науфал, согласился взять Мухаммеда под свою защиту, и тот вошел в город. Для этого понадобилась охрана всего клана аль-Мутим, вооруженного до зубов!

Между тем, единобожие проигрывало по всем фронтам. В 614 году персы заняли Иерусалим, а затем вошли в Египет. Мухаммед и его сторонники болезненно воспринимали известия о поражениях. Впрочем, как раз в это время Мухаммед записал в Коране, что победы персов носят временный характер и скоро единобожники разгромят язычников. Это показывает, что, в сущности, Мухаммед был хорошим военным и политическим аналитиком.

Всю вторую половину 619 года Мухаммед вел переговоры с кочевниками о возможности их принять мусульманскую общину. Однако никто не хотел идти на такой шаг. Впрочем, переговоры не проходили даром – некоторые из кочевников принимали ислам и разносили весть о своем Пророке по бескрайней пустыне. Мухаммед позиционировал ислам уже не как религию курайшитов, а как религию всех арабов.

Через несколько месяцев после смерти Хадиджи Мухаммед женился на тридцатилетней вдове мусульманина, умершего в Эфиопии, Савде. Сосватала его Хавла, жена Османа ибн Махзума. Вряд ли в Савде можно было найти какие-либо достоинства кроме благочестия, и поступок Мухаммеда был некоей демонстрацией солидарности мусульман: Савда, не имея ни состояния, ни богатых родственников, вряд ли смогла бы выжить в Мекке. Трудно сказать, как отнеслись к этому браку язычники, но в общине он вызвал одобрение, и авторитет Мухаммеда поднялся. Мухаммед очень томился этим браком и через несколько лет предложил Савде развод, обещая обеспечивать ее. Но она, отказавшись от всяких супружеских прав, уговорила его не объявлять о разводе открыто: Савде хотелось оставаться женой Пророка.

Хавла, чувствуя, видимо, свою вину за неудачное устройство жизни Мухаммеда, подыскала ему еще одну жену, Айшу, дочь Абу Бакра. Абу Бакр был счастлив породниться с Пророком, мы уже говорили, что его тяготило то, что они из разных кланов, но Айша была помолвлена с мусульманином Ибн Мутимом. Впрочем, помолвка была быстро расторгнута, и жених стал ждать, когда семилетняя девочка достигнет возраста зрелости. В арабском понимании той эпохи возраст супружеской зрелости для женщины – это десять-одиннадцать лет. Абу Бакр стал готовить для Пророка достойную жену: он дал своей дочери лучшее образование, которое тогда можно было получить в Мекке. Не знаю, стоит ли уточнять, но никто из людей той эпохи не видел в браке пятидесятилетнего мужчины и десятилетней девочки ничего страшного, это была абсолютная норма.

Вскоре после обручения Мухаммеда с Айшей его приемный сын Али был помолвлен с младшей дочерью Мухаммеда Фатимой. Это были уже двойные кровные узы. Из лидеров мусульманской общины лишь Омар и Осман ибн Махзун оставались не связанными с Пророком узами родства.

Беседуя с язычниками, посещающими мекканские ярмарки, Мухаммед как-то разговорился и с купцами из Ясриба. Шесть хазраджитов представляли пять кланов Ясриба, где всего было около ста родов. Эти люди были потрясены духовной мощью Мухаммеда, и им очень понравилась идея уммы – сообщества верующих, в котором нет места распрям. К тому же Мухаммед был не совсем чужим для Ясриба человеком – его прабабка, мать Абд аль-Мутталиба, а также предки его матери происходили из этого оазиса.

Вернувшись в Ясриб, купцы развернули мощную пропаганду, уговаривая земляков принять ислам и стать ансарами – помощниками Пророка, пока его «не перехватило» какое-нибудь другое племя. Через год после этого разговора, в 621 году, в Мекку на паломничество к Каабе уже прибыло двенадцать ясрибцев, желающих вести с Мухаммедом серьезные переговоры. В итоге на склонах холма Акаба эти люди торжественно поклялись Мухаммеду выполнять заповеди Аллаха, то есть приняли ислам. Это событие получило название Первой клятвы при Акабе.

Впрочем, в этой клятве, еще получившей наименование «клятва женщин», нет ни слова о готовности защищать ислам и Пророка с оружием в руках. Эти понятия появятся позже, пока же в положении Мухаммеда и мусульманской общины заключать военные союзы было бы, мягко говоря, неосмотрительно.

Вместе с двенадцатью новопосвященными мусульманами Мухаммед отправил в Ясриб, в качестве учителя веры, своего дальнего родственника Мусаба ибн Умайра. Тот прекрасно справился с заданием, и вскоре практически во всех кланах Ясриба были мусульмане. Исключение составил только клан Ayс-Манат. Но местным мусульманам не особо нравилось, что их молитвами руководит чужак, и через некоторое время Мусаб передал свои полномочия Азад ибн Зурату.

Также в задачи Мусаба входила и тайная задача подготовить Ясриб к переселению туда главной мусульманской общины.

Несмотря на то что характер гонений в Мекке был уже не столь острым, Мухаммед понимал, что для своего развития мусульмане должны покинуть город, и подспудно внушал эту мысль в общине. Сложность была еще и в том, что основная часть исламистов занималась торговлей, а в Ясрибе, кроме сельского хозяйства, заниматься было практически нечем. К тому же и Кааба всегда воспринималась мусульманами как некий центр мира, Мухаммед же был должен приучить их к мысли, что они должны покинуть его. Вскоре после второго визита ясрибцев после многочасовой молитвы Мухаммеду приснился пророческий сон: он увидел себя спящим в Каабе. Разбудивший его Джабраил приказал ему выйти из храма, и Мухаммед увидел Бурака, наполовину мула, наполовину осла белого цвета, с человеческим лицом и огромными крыльями. Ангел посадил Мухаммеда на спину Бурака, и вскоре они оказались в иерусалимском храме, где их уже ждали Ибрахим, Муса, Иса и другие Пророки. Мухаммед возглавил молитву Пророков, а после нее ему поднесли чашу с водой, чашу с молоком и чашу с вином. Мухаммед выбрал молоко, и Джабраил воскликнул: «Поистине ты на правом пути – ты и твой народ! Вино запрещено для вас». После этого по лестнице, спущенной к дверям иерусалимского храма, Мухаммед поднялся на небо, где его, на первом небе, приветствовал Исмаил, Пророк и предок арабов. Мухаммед постепенно прошел все семь небес, и на последнем обнаружил восседающего на великолепном троне Ибрахима. Тот провел его в рай, а затем Мухаммед предстал и пред очами Аллаха. Тот повелел Мухаммеду, чтобы его паства молилась пятьдесят раз в день, но после долгих переговоров с участием Пророка Исы, то есть Христа, число было уменьшено до пяти. Затем Мухаммед спустился назад к храму и был перенесен обратно в Мекку. Путешествие было совершено мгновенно: Джабраил опрокинул кувшин у постели Мухаммеда, а когда тот вернулся, он успел этот кувшин подхватить, и вода из кувшина не пролилась.

Известие о мистическом откровении мгновенно распространилось по Мекке, вызвав неверие и смешки не только у язычников, но и у преданных мусульман. Даже Абу Бакр, услышав от кого-то эту историю, воскликнул, что Пророк не мог этого рассказывать и это клевета. Впрочем, узнав, что это правда, Абу Бакр переменил точку зрения и стал горячим защитником правдивости путешествия и даже заслужил от Мухаммеда прозвище Сиддик – «Свидетель Истины».

После таинственного путешествия Мухаммед изменил киблу, то есть направление молитвы, и обращать лицо теперь надо было не в сторону Каабы, а в сторону Иерусалима.

В начале 622 года на хадж в Мекку прибыли ясрибцы, как мусульмане, так и язычники. Мусульман было семьдесят пять человек, и такой быстрый рост общины, в отличие от мекканской, видимо, еще раз убедил Мухаммеда в необходимости переезда. В первую же ночь их пребывания в Мекке, в глубоком овраге на склоне горы Акаба, состоялись очередные их переговоры с Мухаммедом. Был заключен договор о переселении Мухаммеда и всех желающих мусульман в Ясриб. В этом договоре уже было сказано о необходимости защищать ислам силой оружия, и поэтому он получил название Второй клятвы при Акабе, или «клятвы войны». Некоторые историки считают, что этот договор был скреплен кровью, и Мухаммед причислил себя к умме Ясриба, обещав не покидать ее даже ради своего племени.

Переговоры были абсолютно секретными, но об их факте узнал шпион курайшитов, следивший за Мухаммедом. Но результаты переговоров ясны не были, и ничего не дали даже допросы схваченного ясрибца. Между тем, Мухаммед стал готовиться к хиджре – исходу, желая организовать в Ясрибе единый народ – умму Пророка и Посланника божьего.

Началом хиджры считается 16 июля 622 года. Именно этот день, семнадцать лет спустя, стал точкой отсчета нового мусульманского календаря. Сама хиджра, впрочем, началась раньше – еще до заключения второго договора многие мусульмане переселялись в Ясриб. Впрочем, это не очень сильно волновало курайшитов – их, в основном, заботило поведение самого Пророка. Собственно, был уже факт переселения мусульман в Эфиопию, и они не смогли принести никакого вреда курайшитам. Спохватились старейшины Мекки только тогда, когда целые кварталы города, традиционно мусульманские, уже опустели. К тому же Ясриб был всего в трехстах километрах, и мимо него проходили некоторые караванные тропы.

В доме Кусая ибн Кулаба было созвано срочное совещание курайшитов. Они понимали, что дело пахнет войной, и поступавшие предложения о том, что делать с Мухаммедом, были весьма жесткими. Кто-то предлагал заковать его в цепи, но это было отвергнуто – ясрибцы могли попытаться отбить своего Пророка, и это было уже не ожидание войны, а сама война. Абу Джахль предложил Мухаммеда убить, говоря, что другого выхода в этой ситуации просто нет. После долгой дискуссии это предложение было принято. Чтобы избежать кровной мести, были выбраны семеро молодых людей из разных мекканских родов, которые должны были одновременно вонзить свои мечи в Мухаммеда. Про месть тут уже трудно было вести разговор, а «цену крови» собравшиеся старейшины родов решили выплатить сообща.

Палачи отправились к дому Мухаммеда и, заглянув в щель, убедились, что он, обернувшись в плащ, лежит на своем ложе. Они остались поджидать, пока он, по своему обыкновению, выйдет ночевать в сад. Но Мухаммед в эту ночь в сад не вышел. Утром наемные убийцы вышибли дверь и с удивлением вместо Мухаммеда обнаружили завернутого в его плащ приемного сына Али. Тот спокойно вышел из дома и отправился в Ясриб. Мухаммед же, предупрежденный друзьями, еще вечером перелез через забор и вместе с Абу Бакром покинул Мекку. Направились они, впрочем, не в Ясриб, а в противоположном направлении, на юг, где укрылись в пещере на склоне горы Саур. Решение было мудрым: курайшиты назначили за голову Мухаммеда награду в сто верблюдов. Это была в те времена баснословная сумма. Жизнь человека, напомним, стоила всего двадцать верблюдов, но мало кто имел возможность заплатить такой штраф. Дочь Абу Бакра Асма и его сын Абдаллах, бывший язычником, извещали беглецов о действиях курайшитов. Когда через три дня поиски ослабли, Мухаммед с Абу Бакром, минуя караванные тропы, отправились в Ясриб.

24 сентября 622 года Мухаммед прибыл в местечко Куба, на южной окраине оазиса. Хиджра Пророка была завершена.

Оазис находился в долине, окруженной холмами и скалами вулканического происхождения. Несмотря на обилие мест, покрытых черной лавой, делавших землю непригодной для земледелия, эти вулканы отлично удобрили остальные земли, и оазис имел примерно пять с половиной тысяч гектаров земли, прекрасно подходящей для земледелия. Земля была общей собственностью, и постоянно вспыхивали локальные войны между племенами, желающими отхватить себе куски получше. Издавна здесь жили три племени, исповедующие иудаизм, но за сто лет до хиджры сюда переселилось из Йемена небольшое племя Бану Кайла, которое постепенно ассимилировало былых хозяев оазиса и впоследствии разделилось на два основных племени: Аус и Хазрадж, между которыми началась нескончаемая междоусобная кровавая борьба.

В Ясрибе находился, как мы помним, и храм богини аль-Манат, который, впрочем, считался меньшей святыней, нежели Кааба. Последняя междоусобица случилась в Ясрибе в 617 году, но ни одно из племен так и не одержало убедительной победы, и был заключен мир. Поэтому многие ясрибцы надеялись, что Мухаммед сможет объединить народ оазиса в единую нацию. Религиозные верования тут были также весьма различны: хотя основная часть населения и была язычниками, многие еще исповедовали доставшийся от предков иудаизм, было там и значительное количество христиан. Впрочем, все единобожники не гнушались и языческих обрядов, принося жертвы в храме аль-Манат и посещая Каабу.

С прибытием сюда Мухаммеда город получил новое название, став городом Пророка – Мадинат ан-наби, или сокращенно аль-Мадина, Медина.

Вскоре Мухаммед заложил здесь, в Кубе, первую в мире мечеть – «Место поклонения». Она представляла собой квадратную площадку, обнесенную стеной без крыши. Интересно, что молились в ней уже не в сторону Иерусалима, который находился к северу, а на восток, сказалось, видимо, присутствие в Ясрибе христиан.

Вскоре Мухаммед перебрался в центр Ясриба, и началось строительство уже основной мечети и домов мусульман вокруг нее на заранее выкупленной земле. Мухаммед принимал участие в строительстве наравне со всеми.

Через несколько месяцев была построена мечеть, а примерно через год, в 623 году, и дом Мухаммеда. Уже в нем отпраздновали его свадьбу с десятилетней Айшей. Она, согласно традиции, еще несколько месяцев оставалась в доме отца, а затем переселилась к Савде, прихватив с собой свои игрушки, в том числе и деревянную лошадку, которую называла лошадью Сулеймана. Айша вспоминала, что Мухаммед с радостью принимал участие в ее играх, а ее любимая лошадка его очень умиляла. Айша стала верной женой Пророка, теплые отношения связывали их до самой смерти, и Айша даже однажды спросила, заменила ли она ему Хадиджу. Но Мухаммед ответил, что Хадиджу заменить невозможно.

Почти сразу после свадьбы Мухаммеда отпраздновали и женитьбу Али на Фатиме. Жили мусульмане очень бедно, и на этих свадебных пирах не было ничего, кроме фиников, оливок и молока. Даже некогда богатый Абу Бакр был почти нищим: свое состояние он растратил на поддержку общины и выкуп у язычников рабов-мусульман, которых он отпускал на волю. О том, как жилось мусульманам в перенаселенном оазисе, рассказать сложно. Понятно, что никто не давал им землю, кроме той, что они сумели выкупить, и никто не спешил отдавать им торговлю, которой здесь и так было не слишком много. Али, например, зарабатывал тем, что носил из колодца воду для приготовления кирпичей. Получая финик за каждую принесенную бадью, за весь день он зарабатывал только шестнадцать плодов, которые делил с Мухаммедом, и это был весь их дневной рацион.

Вскоре у Али родились сыновья: Хасан и Хусейн – первые и единственные внуки Пророка.

Мухаммед же посвящал все свое время подготовке захвата власти в Медине. В одном из откровений ему было сказано, что религия без власти существовать не может, и если бы Аллах одних людей не сдерживал с помощью других, то и храмы, и синагоги, и мечети были бы разрушены. В Медину начали переселяться и те мусульмане, кто жил до той поры в Эфиопии, правда, опять не все. Также не все мусульмане покинули и Мекку: кто-то не подчинился приказу Пророка, кто-то был остановлен курайшитами.

Всего в Медине собралось около нескольких сотен человек, из них около сотни мужчин, готовых «встать под копье». Не стоит, думаю, даже объяснять, что это были отборные люди, прошедшие с Мухаммедом все испытания и готовые без лишних вопросов отдать за него жизнь.

Продолжала община и традиционный выкуп рабов-мусульман. Был выкуплен, в частности, Сальман Персиянии (Сальман аль-Фариси), давно уже пребывавший в рабстве в Медине и решивший принять ислам. Когда его владельцу были принесены требуемые деньги, тот отказался отпустить Сальмана, пока раб не выполнит до конца свою работу и не посадит нужное количество финиковых пальм. Вся община взяла лопаты, и через несколько дней работа была сделана. Сальман же стал преданным другом Мухаммеда и его соратником до конца дней.

Вообще, ислам в Медине принимали легко: здесь не было мекканских гонений, и ислам был не столько религией, сколько «политическим движением», которое должно было объединить ясрибцев. Теперь в общине был несколько иной социальный состав, ведь если в Мекке мусульманами, в основном, становились «маленькие» люди, то здесь в новую религию «вступали» все – от бедняков до богачей.

Оставалось, впрочем, в оазисе и достаточно язычников, несколько племен не приняли ислам целиком, но они поддерживали нейтралитет – не приносили неудобств Мухаммеду, а он им, объявив еще при входе в город: «Нет принуждения в вере».

Так что борьба велась не на внешнем, а на внутреннем фронте, против партии ансаров, возглавляемой ибн Убайей, которых Мухаммед назвал мунафикун – «лицемерами». Эти люди, в основном из местной знати, принявшие ислам, пытались остаться у власти, но Мухаммед настаивал, что принимать решения должен только он. До прямых конфликтов дело не доходило, но некоторые наиболее фанатичные молодые мусульмане из «верных» вытаскивали «лицемеров» из мечети за бороды, не давая молиться, и тем пришлось построить собственную мечеть – аль-Дирар, которую Мухаммед обличал как «нечестивую». Впрочем, это не помешало ей простоять долгие годы.

Безусловно, эта история показала Мухаммеду то, что, во-первых, не все постулаты, выработанные в Мекке, хороши для богатых мусульман, а, во-вторых, что ислам, оказывается, может существовать и без Пророка. Впрочем, чтобы осознать это полностью, Пророку потребовалось несколько лет. К тому же он фактически развязал духовную войну с иудеями и христианами. Сначала, признав их за «людей книги», он рассчитывал на взаимность, но, поняв, что не найдет с ними точек соприкосновения, стал обличать другие религии единобожия, доказывая, что их книги искажены, молятся они неверно и нарушают другие законы Аллаха. В итоге местные поэты, как когда-то и в Мекке, начали писать на Мухаммеда эпиграммы, которые пользовались большой популярностью у «лицемеров».

Через полтора года бесплодных дискуссий Мухаммед снова изменил направление киблы – отныне снова необходимо было молиться в сторону Каабы, то есть Мекки.

Примерно в это же время, то есть в начале 624 года, была принята «Конституция Медины»: «письменное соглашение между верующими из племени Курайш (мухаджирами, то есть „переселившимися“) и верующими Ясриба (ансарами), а также теми, кто последует за ними или примкнет к ним».

В этом документе впервые письменно было признано то, что Мухаммед является Пророком, там же были тщательно расписаны обязанности и права как мусульман всех вместе, так и отдельных племен. Единой уммы, к сожалению Мухаммеда, пока не получалось, хотя и так уже было сделано немало.

Мухаммед, согласно этому документу, хотя и был признан главой Медины, но не имел права решать вопросы войны и мира, собирать налоги или распоряжаться денежными средствами уммы – власть его все равно была значительна. Основную же власть Мухаммеду предстояло завоевать. Сделать это было непросто: против мусульман ополчились и христиане с иудеями, и язычники, и даже «лицемеры», исповедующие ту же религию. Не было спокойствия и в мусульманском лагере – межплеменные разборки происходили и здесь. Росло недовольство и вопиющей бедностью, в которой существовала мусульманская община, хотя Мухаммед уже на этом свете обещал им богатство. И он был вынужден принять единственно верное решение.