В предварительных ночных переговорах представители думскаго комитета отвергли непредр?шенческую формулу р?шенія вопроса о государственной власти, предложенную делегатами Сов?та,— отвергли потому, что Врем. Ком., по словам Милюкова, уж предпринимал м?ры к зам?н? Николая II Михаилом. К сожал?нію, Милюков сам не разсказал, какіе были сд?ланы в этом отношеніи конкретные шаги, и потому остается неизв?стным, что именно им?л в виду зд?сь историк-мемуарист. Представители революціонной демократіи, как пытаются утверждать мемуаристы и историки л?ваго сектора нашей общественности, вообще не интересовались в это время Царем и династіей, "не придавал всей этой политической возн? никакого значенія" (Чернов). До такой степени все "само собой разум?лось", вплоть до "низложенія Николая II", что в "эти дни, — вспоминает Суханов, — никто из нас не заботился о практическом и формальном осуществленіи этого "акта": никакія усилія, никакая дипломатія, никакія козни "праваго крыла" тут ничего не могли изм?нить ни на іоту".

В д?йствительности такое отношеніе объяснялось в гораздо большей степени неопред?ленностью положенія, когда практически не исключалась возможность даже гораздо большаго компромисса, ч?м тот, который формально представителями демократіи нам?чался в часы ночных переговоров. В "записках" Суханова им?ется одно мемуарное отступленіе, как-будто в?рно передающее настроеніе н?которых кругов демократіи: "я даже немного опасался, как бы вопрос о династіи не выт?снил в порядк? дня проблему власти, разр?шавшуюся совершенно независимо от судьбы Романовых. В этом посл?днем ни у кого не было сомн?ній. Романовых можно было возстановить, как династію, или использовать, как монархическій принцип, но их никак нельзя было уже принять за фактор созданія новых политических отношеній в стран?". Современники передают (в частности, Зензинов), что сам Суханов в эти первые дни в интимных бес?дах не проявлял большого политическаго ригоризма, считая кандидатуру в. кн. Михаила фактически вполн? благопріятствующей для "дальн?йшей борьбы демократіи", т. е. допуская, что отреченіе имп. Николая II может и не предр?шать собой еще "формы правленія" в ближайшем будущем. Составители "Хроники февральской революціи", сами непосредственно участвовавшіе в сов?тской работ? того времени, формулировали вопрос так: "поглощенный непосредственной организаціонной работой в город?, он (т. е. Исп. Ком.) как-то не интересовался вопросом о форм? власти, о Цар?, династіи. Предполагалось, что вопросы этого рода входят, естественно, в компетенцію Врем. Комитета". Поздн?йшія утвержденія (их можно найти у Чернова и др.), что "цензовая демократія" скрывала от "сов?тской демократіи" свои переговоры со старой властью, надо считать ни на чем не основанными... Косвенныя данныя указывают на то, что д?ятели Исп. Ком. были в достаточной м?р? осв?домлены о "закулисных переговорах". Это не д?лалось офиціально, как и всё в т? дни... И, быть может, разговоры в "частном порядк?", как выражается большевицкій историк Шляпников, являвшіеся суррогатом открытой и опред?ленной постановки вопроса, надо признать одной из роковых черт тактики первых дней революціи.

Опираясь, очевидно, главным образом на показанія Суханова, авторы "Хроники" говорят, что вопрос о Цар? перед Исп. Ком. встал "совершенно случайно" утром 1-го марта в связи с предположенной по?здкой Родзянко на ст. "Дно" : для непосредственных переговоров с носителем верховной власти. Родзянко не мог де вы?хать, так как жел?знодорожники не дали ему по?зда без разр?шенія Исп. Ком." Из праваго крыла Таврическаго дворца для урегулированія недоразум?нія был прислан н?кій полковник. "Вопрос о по?зд? Родзянко был р?шен очень быстро одним дружным натиском", — утверждает Суханов. Он лично говорил: "Родзянко пускать к Царю нельзя. Нам?реній руководящих групп буржуазіи, "прогрессивнаго блока", думскаго комитета мы еще не знаем и ручаться за них никто не может. Они еще ровно нич?м всенародно не связали себя. Если на сторон? Царя есть какая-нибудь сила, — чего мы также не знаем, — то "революціонная" Гос. Дума, ставшая на сторону народа, непрем?нно станет на сторону Царя против революціи". Р?шено было в по?здк? Родзянко "отказать". Через короткое время в комнату влет?л бл?дный уже совершенно истрепанный Керенскій. На его лиц? было отчаяніе... "что вы сд?лали?..." — заговорил он прерывающимся, трагическим шепотом. "Родзянко должен был ?хать, чтобы заставить Николая подписать отреченіе, а вы сорвали это... Вы сыграли в руку монархіи". Керенскій в обморк? или полуобморк? упал на кресло[49]. Когда его привели в чувство, он произнес р?чь о необходимости контакта между правым и л?вым крыльями Таврическаго дворца и требовал пересмотра принятаго р?шенія. В результат? вс?ми голосами против трех по?зд Родзянко был разр?шен; "Родзянко, однако, не у?хал. Времени прошло слишком много, а снарядить по?зд было можно не так скоро"... Царь не дождался Родзянко на ст. Дно и вы?хал в Псков. Так пов?ствует полумемуарист, полуисторик первых дней революціи.

Н?т основанія ц?ликом отвергать разсказанный эпизод, проходящій в том или другом вид? через ряд мемуаров, — правда, с очень существенными и коренными противор?чіями. Как. всегда, эпизод пріобр?тает особо заостренный характер у Шульгина. Этот мемуарист вообще изображает предс?дателя Думы вн? себя от негодованія на "мерзавцев из числа "собачьих депутатов"[50]  независимо даже от афронта полученнаго им в первоначальном р?шеніи Исп. Комитета фактически отм?нить по?здку на встр?чу с Императором. Такая характеристика очень мало вяжется с отзывом, идущим с противоположной стороны, т. е. от т?х именно "мерзавцев", как образно именует чуть не попавшій в революціонное правительство Шульгин представителей "сов?тской" общественности. Родзянко "не был ни агрессивен, ни безтактен по отношенію к Сов?ту", утверждает Суханов, разсказывая о выступленіях предс?дателя Думы перед демонстрирующими полками; он старался "облечь в возможно бол?е дипломатическія формы, окутать демократическими лозунгами свою агитацію, направленную к одной ц?ли, бьющую в единый или двуединый пункт: сплоченія вокруг Врем. Правительства для борьбы с вн?шним врагом". Родзянко, "выполнял свою миссію добросов?стно и удачно", — заключает первый сов?тскій исторіограф. Для подтвержденія своей характеристики Шульгин прим?няет пріем, явно непригодный в данном случа?. Он передает негодующій разсказ Родзянко о том, как посл? очередной его р?чи к депутаціи, прибывшей из одной воинской части, один из "мерзавцев" стал задавать ему каверзные вопросы о "земл?". "Вот, предс?датель Думы все требует от вас, чтобы вы, товарищи, русскую землю спасали. Так, товарищи, это понятно... У господина Родзянко есть, что спасать... не малый кусочек у него этой самой русской земли в Екатеринославской губерніи... Так вот Родзянкам и другим пом?щикам Гос. Думы есть что спасать... Эти свои влад?нія, княжескія, графскія и баронскія... они и называют русской землей... А вот вы спросите предс?дателя Гос. Думы, будет ли он так же заботиться о спасеніи русской земли, если эта русская земля... из пом?щичьей... станет вашей, товарищи" и т. д. Н?что подобное, очень, впрочем, далекое от пошлой демагогіи и грубой красочности шульгинскаго беллетристическаго пов?ствованія, произошло на собес?дованіи с одним полком, когда Чхеидзе предс?дателю Думы, д?йствительно, задал вопрос о "земл?". Родзянко тогда удачно парировал удар (Мансырев и Суханов). Но только этот діалог происходил 15 марта, а не перваго, и он тогда же нашел отклик в газетах (напр., в "Бирж. В?д."). Это было, таким образом, не на третій день революціи и не в той обстановк?, которую мы описываем. У Шульгина вся сцена отнесена непосредственно к моменту, посл?довавшему за отказом Исп. Ком. в по?зд?. Совершенно ясно, что это не мемуарный отклик, а непосредственное возд?йствіе текста воспоминанія самого Родзянко, допустившаго хронологическую ошибку в своем поздн?йшем разсказ?. "Сегодня утром, — добавлял, по словам Шульгина, Родзянко, — я должен был ?хать в ставку для свиданія с Государем Императором, доложить Его Величеству, что, может быть, единственный исход  — отреченіе. Но эти мерзавцы узнали... и сообщили мн?, что ими дано приказаніе не выпускать по?зд... Они заявили, что одного меня они не пустят, а что должен ?хать со мной Чхеидзе и еще какіе-то... Ну, слуга покорный, — я с ними к Государю не по?ду... Чхеидзе должен был сопровождать батальон революціонных солдат. Что они там учинят... Я с этим скот..." Тут Шульгина яко бы вызвали по "неотложному д?лу", касающемуся Петропавловской кр?пости[51].

Сам Родзянко в своих воспоминаніях ни одним словом не обмолвился об этом инцидент?, хотя забыть его едва ли он мог. Да такого эпизода и не могло быть в том вид?, как изобразил Шульгин. Чхеидзе фактически не мог бы сопровождать Родзянко с батальоном солдат, если бы даже Исп. Ком. и пожелал принять непосредственное участіе в переговорах об отреченіи Царя. Он был бы безсилен отправить изолированный отряд на территорію, на которой центр, т. е. новая революціонная власть, не мог еще распоряжаться жел?зными дорогами. Матеріал для фантазіи, вышедшей из-под пера Шульгина, очевидно, дали изданныя раньше (в 1922 г.) воспоминанія другого виднаго члена прогрессивнаго блока и участника Врем. Ком. — Шидловскаго. Вот этот текст своеобразно и расцв?тили беллетристическія наклонности Шульгина. Воспоминанія Шидловскаго, написанныя в других, спокойных тонах, не могут, с своей стороны, служить vade mecum при разр?шеніи спорных вопросов, хотя в данном случа?, казалось бы, мемуарист и был заинтересован в особливой точности и мог обладать большими данными, нежели другіе свид?тели: по его словам, он должен был сопровождать Родзянко в его предположенной по?здк?. Dichtung в этих воспоминаніях выступает с большой очевидностью. "Как-то раз, — разсказывает Шидловскій (очевидно, это могло быть только 1-го утром), — пришел я во Вр. Ком. часов в семь утра... Сразу же Родзянко сказал мн?, чтобы я готовился через час ?хать вм?ст? с ним к Государю, предлагать ему отреченіе от престола" (Автор утверждает, что к этому времени "было р?шено" потребовать отреченіе Николая II от престола). "Вопрос о по?здк? был р?шен поздно ночью в мое отсутствіе и разработан был весьма мало. Не были предусмотр?ны возможность нашего ареста, возможность вооруженнаго сопротивленія в?рных Государю войск, а, с другой стороны, предусматривалась возможность ареста нами Государя, причем в посл?днем случа? не было р?шено, куда его отвезти, что с ним д?лать и т. д. Вообще предпріятіе было весьма легкомысленное... Проходил час, другой, третій, неоднократно звонили по телефону на станцію Николаевской жел. дор., спрашивали, готов ли по?зд, но из этого ничего не выходило, и всегда по каким-то причинам ничего не было готово. Наконец, пришел во Врем. Ком. предс?датель Сов?та Раб. Деп. Чхеидзе и объявил, что Сов?т р?шил не допускать по?здки Родзянко к Государю. Во Врем. Ком. был уже заготовлен черновик этого документа, кажется, составленный Милюковым и изложенный в двух абзацах. Первый заключал в себ? самое отреченіе от престола, а второй передачу его сыну. Чхеидзе было предложено ознакомиться с содержаніем документа зд?сь же и зат?м распорядиться предоставленіем нам по?зда. Чхеидзе отв?тил, что он не может дать своего заключенія по содержанію и форм? документа без предварительнаго разсмотр?нія его в пленум? Сов?та... Чхеидзе взял с собою упомянутый черновик и пошел в Сов?т... Время между т?м шло; прошел день, наступила ночь, а Чхеидзе обратно не являлся. Наконец, поздно вечером пришел Чх. и довел до нашего св?д?нія р?шеніе Сов?та, который обезпечивал возможность про?зда Родзянко при соблюденіи двух условій. Во-первых, с нами должен по?хать и Чхеидзе, против чего мы совс?м не возражали, а, во-вторых, Сов?т соглашался только на первый абзац нашего текста, а второй отвергал совершенно. Тогда Родзянко и я заявили, что такого отреченія мы Государю не повезем... На этом предпріятіе и закончилось, и Родзянко никуда не по?хал". Не будем спеціально разбирать версіи, данной Шидловским, — вся необоснованность ея в деталях выступит сама по себ? в дальн?йшем изложеніи, но и так уже ясно, в каком непримиримом противор?чіи стоит она с посл?довавшими зат?м ночными переговорами членов Врем. Ком. с представителями Сов?та. Никакого р?шенія об отреченіи императора ночью 28-го не было принято, никакого соотв?тствующаго документа во Временном Комитет? составлено еще не было, ни Испол. Ком., ни Сов?т подобных предложеній, поступивших со стороны "цензовой общественности", не обсуждали. В хронологической м?шанин?, представленной Шидловским, предположенія и разговоры выданы за р?шенія.

Один однородный мотив проходит через вс? приведенныя версіи, вышедшія с двух противоположных сторон: вм?шательство Исп. Ком. так или иначе пом?шало по?здк? Родзянко. Шляпников от себя еще добавил, что посл? инцидента с Родзянко Исп. Ком. р?шил изолировать Царя и его семью, и групп? членов Исп. Ком. было поручено произвести соотв?тствующій арест. Несуразица утвержденія мемуариста слишком очевидна: он явно спутал и постановленія Исп. Ком. 3-го марта и даже 6-го, о которых р?чь впереди, и которыя были приняты уже в иной совс?м обстановк?, отнес на первое марта. У мемуаристов л?ваго сектора иниціатором возбужденія вопроса о разр?шеніи Родзянко выступают жел?знодорожные рабочіе: их революціонная посл?довательность, бдительность и предусмотрительность клали де препоны закулисным компромиссным интригам буржуазіи. В февральскіе дни превносится н?что из обстановки поздн?йшаго октябрьскаго большевицкаго переворота, когда "Викжель" играл р?шающую роль в вопросах продвиженія по?здов. Подобное утвержденіе р?шительно противор?чит воспоминаміям тогдашних вершителей жел?знодорожной политики — члена Гос. Думы Бубликова, назначеннаго Вр. Ком. комиссаром в мин. путей сообщ. и его помощника инженера Ломоносова. В их руках была вся иниціатива.

В исторію продвиженія императорскаго по?зда, вышедшаго из Ставки по направленно к Царскому Селу в момент полученія св?д?ній о начавшихся безпорядках в столиц?, надо внести существенный корректив по сравненію с трафаретным изображеніем, присущим революціонной исторіографіи. Царскій по?зд в д?йствительности без видимых затрудненій повернул с Николаевской линіи и через ст. Дно прибыл в Псков. Ниже придется вернуться к "посл?днему рейсу" Императора. Сейчас исторія этих перипетій может интересовать нас только со стороны технических условій по?здки Родзянко. Получив сообщеніе о том, что импораторскій по?зд подошел около 4 ч. утра 1 марта к ст. М. Вишера на Николаевской ж. д., Бубликов запросил инструкцій от Врем. Комитета. Пока там обсуждали, что д?лать, по?зд повернул обратно на Бологое, куда прибыл в 9 час. утра. Из Думы посл?довало распоряженіе: "задержать по?зд в Бологом, передать Императору телеграмму предс?дателя Думы и назначить для этого посл?дняго экстренный по?зд до ст. Бологое[52]. Однако, по?зд под литерой А, не дожидаясь "назначенія" из центра, тотчас же направился по Виндавской дорог? через Дно в сторону Пскова. Тогда начальствующіе в жел?знодорожном центр? р?шили искусственным путем задержать по?зд и лишить Императора возможности "пробраться в армію". Для исторіи сохранился документ в вид? телеграммы Бубликова нач. движенія Виндавской дороги от 11 час. утра перваго марта, в которой предписывалось загородить товарными по?здами какой-либо перегон "возможно восточн?е ст. Дно и сд?лать физически невозможным движеніе каких бы то ни было по?здов в направленіи от Бологое в Дно". "За неисполненіе или недостаточно срочное исполненіе настоящаго предписанія, — заключала телеграмма, — будете отв?чать, как, за изм?ну перед отечеством"[53]. Из этого плана ничего не вышло, и по?зд под литерой А без осложненій продолжал свое продвиженіе.

Между т?м на Николаевском вокзал? в Петербург? стоял готовый экстренный по?зд и в присутствіи самого Ломоносова ждал прі?зда Родзянко. Из Думы систематически отв?чали: Родзянко вы?дет через 1/2 часа. Время шло. Тогда, по разсказу Ломоносова, было р?шено перехватить Императорскій по?зд на ст. Дно, куда Родзянко должен был вы?хать по Виндавской дорог?. Родзянко послал "вторую телеграмму" Царю. Может быть, эта "вторая телеграмма" была в д?йствительности единственной. — только она одна среди офиціальных документов до сих пор опубликована. Вот ея текст: "Станція Дно. Его Императорскому Величеству. Сейчас экстренным по?здом вы?зжаю на ст. Дно для доклада Вам, Государь, о положеніи д?л и необходимых м?рах для спасенія Россіи. Уб?дительно прошу дождаться моего прі?зда, ибо дорога каждая минута". Ломоносов передает записку, полученную по телефону: "Литерный по?зд прибыл на Дно. Государь Император прогуливаются по платформ? и ожидают прибытія предс?дателя Думы". В отв?т на очередный звонок в Думу Ломоносов получает непосредственное от Родзянко распоряженіе: "Прикажите доложить Его Величеству, что чрезвычайныя обстоятельства не позволяют мн? оставить столицу. Императорскій по?зд назначьте, и пусть он идет со вс?ми формальностями, присвоенными императорским по?здам". Вм?ст? с т?м якобы тут же Родзянко сообщил, что должен быть готов по?зд на Псков, так как туда по?дут "члены Думы с порученіем особой важности".

Воспоминанія Ломоносова вообще требуют поправок и, как увидим ниже, м?стами очень существенных. Посл?дняго разговора с Родзянко в такой форм?, как он изложен мемуаристом, не могло быть в это время. Фактически Царь, не дождавшись Родзянко на ст. Дно. приказал дворц. коменданту Воейкову телеграфировать предс?дателю Думы о том, чтобы тот прі?хал в Псков. Отв?т Родзянко, о котором упоминает Ломоносов, и был направлен в 8 час. 41 м. веч. в Псков: "чрезвычайныя обстоятельства не позволяют мн? вы?хать, о чем доношу Вашему Величеству". Одно не может вызвать сомн?ній в воспоминаніях Ломоносова: экстренный по?зд ждал Родзянко, и эта по?здка никакого активнаго противод?йствія со стороны жел?знодорожных рабочих не встр?чала[54]. Бубликов, с своей стороны, разсказывая о "колебаніях" Родзянко, говорит, что он "держал для него под паром три экстренных по?зда на каждой из прилегающих к Петербургу дорог". Почему же все-таки Родзянко не по?хал? Совершенно очевидно, что обстановка, в которой происходило обсужденіе по?здки Родзянко в Псков, не могла пом?шать ему вы?хать из Петербурга для переговоров с Царем, так как версія Суханова о затяжк? со снаряженіем экстреннаго по?зда должна быть отвергнута. Не могло быть у Родзянко и внутренняго отталкиванія, ибо он бол?е ч?м кто-либо, готов был выступить (и выступил в эти дни) парламентером между верховной властью и возставшим народом. В напечатанных воспоминаніях Родзянко довольно глухо говорит, что по "сумм? разных причин" он не им?л возможности "ни на один миг оставить столицу". В разговор? с ген. Рузским ночью с 1-го на 2-е (около 3 час.) на просьбу посл?дняго сообщить для "личнаго" его св?д?нія "истинныя причины" отм?ны по?здки в Псков[55], Родзянко подробн?е и с н?которой большей, но очень все же недостаточной отчетливостью пояснил: "С откровенностью скажу, причины моего непрі?зда дв?: во-первых, эшелоны, вызванные в Петроград, взбунтовались, выл?зли в Луг? из вагонов, объявили себя присоединившимися к Гос. Дум? и р?шили отнимать оружіе и никого не пропускать, даже литерные по?зда. Мною немедленно приняты были м?ры, чтобы путь для про?зда Его Вел. был свободен, не знаю, удастся ли это; вторая причина — полученныя мною св?д?нія, что мой отъ?зд может повлечь за собой нежелательныя посл?дствія и невозможность остановить разбушевавшіяея народныя страсти без личнаго присутствія, так как до сих пор в?рят только мн? и исполняют только мои приказанія". Событія в Луг?, нев?рныя св?д?нія о которых дошли до Петербурга, сами по себ? не могли пом?шать по?здк? Родзянко. Поэтому приходится толковать слова Родзянко скор?е всего так: он хот?л сказать, что при изм?нившихся условіях отпадала возможность его мирнаго посредничества; это сл?дует, как увидим дальше, из всей конъюнктуры разговора. Под "нежелательными посл?дствіями" можно, конечно, подразум?вать противод?йствіе Сов?та, но в д?йствительности область этих "нежелательных посл?дствій" надо значительно расширить. Сопоставил: двойной текст Милюкова — историка и мемуариста. В качеств? историка он ограничился лишь расплывчатой оговоркой, что "отъ?зд из Петрограда предс?дателя Думы в то время, как только что сформировалась новая революггіонная власть, признан был небезопасным". На первый взгляд зд?сь н?т двусмысленности, и зам?чаніе историка совпадает с заключеніем предс?дателя Думы в приведенном разговор? с ген. Рузским. Но, как мемуарист, впосл?дствіи Милюков пояснил, что по?здка Родзянко считалась нежелательной, ибо боялись его авторитарности: "Мих. Вл. уже чувствовал себя в роли диктатора русской революціи", — боялись, что Родзянко окажется в "сговор? с вождями арміи". Другими словами, часть Думскаго Комитета, склонявшаяся уже к бол?е радикальному р?шенію конфликта с верховной властью, выдвигала против по?здки Родзянко приблизительно т? самые аргументы, которые, по словам Суханова, он высказывал в Исп. Ком.

В таком св?т? н?сколько по иному приходится разсматривать то, что происходило, по разсказу Суханова, в Исп. Ком. в связи с преніями по поводу по?здки Родзянко на встр?чу Царя. По утвержденію другого участника Сов?щанія, члена Гос. Думы Скобелева, Керенскій прибыл на зас?даніе не по собственной иниціатив?, а был вызван Исп. Ком., который был осв?домлен жел?знодорожниками[56] о том, что готовится по требованію Врем. Ком. экстренный по?зд. По словам Скобелева, Керенскаго вызвали для того, чтобы узнать, кто в сущности по?дет к Царю. Керенскій усмотр?л в этом недов?ріе к себ?, контроль над его д?йствіями, отв?чал "вызывающе"... В конц? концов, мы не знаем, что именно говорилось в Исп. Ком., но приходится усомниться, что Керенскій доказывал необходимость послать Родзянко для того, чтобы добиться отреченія Николая II. Бол?е правдоподобно предположить, что Керенскій мотивировал аргументом противоположным, т. е. т?м, что по?дет не Родзянко, склонявшейся к компромиссной тактик?. Приписывать Родзянко мысль по?хать к Царю с предложеніем отречься от престола, как это д?лает Шидловскій, невозможно, — днем перваго марта он психологически даже не был подготовлен к подобному радикальному р?шенію. Какой путь нам?чал Родзянко? Вот что записал англійскій посол перваго марта: "Великій князь Михаил, проживавшій на частной квартир? около посольства, попросил меня зайти к нему. Он сказал мн?, что, несмотря на случившееся в Бологом, он все-таки ожидает, что Государь прі?дет в Царское около 6-ти вечера, и что Родзянко предложит Его Вел. для подписи манифест, дарующій конституцію и возлагающій на Родзянко избраніе членов новаго правительства. Сам он вм?ст? с вел. кн. Кириллом приложили свои подписи к проекту манифеста, чтобы придать просьб? Родзяпко больше в?су"[57]. Это был тот самый проект отв?тственнаго министерства, который был составлен 28 февраля в квартир? в. кн. Павла Александровича и вручен перваго марта Врем. Комитету "под расписку" Милюкова. Конечно, не только Родзянко во Врем. Ком. сочувствовал такому именно разр?шенію государственнаго кризиса, и поэтому н?т основанія приписывать ему особую "собственную политику" как это сд?лал Щеголев в довольно развязно написанном этюд? "Посл?дній рейс Николая Второго[58]. Недаром в. кн. Павел в письм? к своему племяннику Кириллу 2 марта отм?чал "новое теченіе", которое накаyн? к вечеру стало нам?чаться во Врем. Комитет?. Он писал: "Ты знаешь, что я через Н. И.[59] все время в контакт? с Госуд. Думой. Вчера мн? ужасно не понравилось новое теченіе, желающее назначить Мишу регентом. Это недопустимо и возможно, что это только интрига Брасовой. Может быть, это — только сплетни, но мы должны быть на чеку и всячески, вс?ми способами сохранить Ники престол. Если Ники подпишет манифест, нами утвержденный, о конституціи, то в?дь этим исчерпываются вс? требованія народа и Времен. Правительства. Переговори с Родзянко и покажи ему это письмо"[60].

Ночной разговор Родзянко с Рузским по прямому проводу довольно отчетливо рисует психологію, на почв? которой родилось то "новое теченіе" во Врем. Комитет?, о котором говорится в письм? кн. Павла. Первостепенное значеніе им?ет то обстоятельство, что разговор мы можем воспроизвести не в субъективном воспріятіи мемуаристов, а по объективному документу, который передает стенографическую запись телеграфной ленты. Значеніе документа т?м большее, что это единственный источник, свид?тельствующій о непосредственных переговорах Родзянко с командным составом арміи с?вернаго фронта — никаких "безконечных лент разговоров со Ставкою", о которых сообщает Шульгин, не было. Им?ющійся в нашем распоряженіи документ анулирует легенды, в изобиліи пущенныя в обиход безотв?тственными сужденіями мемуаристов, и потому надлежит напомнить содержаніе хорошо уже изв?стнаго разговора. Рузскій передал Родзянко, что Царь согласился на отв?тственное министерство, что порученіе образовать кабинет дается Родзянко, что спроектирован манифест, который может быть объявлен немедленно, если нам?ренія Царя найдут соотв?тствующій отклик. — "Очевидно, что Е. В. и вы не отдаете отчета в том, что зд?сь происходит. Настала одна из страшн?йших революцій, побороть которую будет не легко... Государственной Дум? вообще и мн? в частности оставалось только попытаться взять движеніе в свои руки и стать во глав? для того, чтобы изб?жать такой анархіи при таком разслоеніи, которая грозила гибелью государству. К сожал?нію, это мн? не удалось... Народныя страсти так разгор?лись, что сдержать их вряд ли будет возможно, войска окончательно деморализованы; не только не слушают, но убивают своих офицеров, ненависть к Государын? Императриц? дошла до крайних пред?лов; вынуждеп был, во изб?жаніе кровопролитія, вс?х министров, кром? военнаго и морского, заключить в Петропавловскую кр?пость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и меня, так как агитація направлена на все, что бол?е ум?ренно и ограничено в своих требованіях. Считаю нужным вас осв?домить, что то, что предлагается вами, уже недостаточно и династическій вопрос поставлен ребром. Сомн?ваюсь. чтобы возможно было с этим справиться". На зам?чаніе Рузскаго, что "на фронт?" до сих пор обстановка рисовалась "в другом вид?" и что необходимо найти средства "для умиротворенія страны", так как анархія "прежде всего отразится на исход? войны", Родзянко добавлял: "еще раз повторяю, ненависть к династіи дошла до крайних пред?лов, но весь народ, с к?м бы я ни говорил, выходя к толпам, войскам, р?шил твердо войну довести до поб?днаго конца и в руки н?мцам не даваться... нигд? н?т разногласія, везд? войска становятся на сторону Думы и народа, и грозное требованіе отреченія в пользу сына при регентств? Мих. Алекс. становится опред?ленным требованіем"... "Присылка ген. Иванова с георгіевским батальоном, — заключал Родзянко, — только подлила масла в огонь и приведет только к междоусобному сраженію... Прекратите присылку войск, так как они д?йствовать против народа не будут. Остановите ненужныя жертвы".

"Этот вопрос ликвидируется", — пояснил Рузскій: "Иванову н?сколько часов тому назад Государь Император дал указаніе не предпринимать ничего до личнаго свиданія... Равным образом Государь Император изволил выразить согласіе, и уже послана телеграмма два часа тому назад, вернуть на фронт все то, что было в пути", Зат?м Рузскій сообщил проект заготовленнаго манифеста. Как реагирует Родзянко? — "повторяю вам, что сам вишу на волоск?. и власть ускользает у меня из рук; анархія достигает таких разм?ров, что я вынужден сегодня ночью назначить временное правительство. К сожал?нію, манифест запоздал, его надо было издать посл? моей первой телеграммы немедленно... время упущено и возврата н?т".

Несомн?нно в этом разговор? поставлен вопрос об отреченіи, но, впервые, как "требованіе" гласа парода[61]. Для самого Родзянко все-таки вопрос еще окончательно не р?шен. "Посл?днее слово, скажите ваше мн?ніе, нужно ли выпускать манифест?" — настойчиво допрашивает Рузскій. "Я, право, не знаю, — говорит Родзянко с сомн?ніем, — как вам отв?тить? Все зависит от событій, которыя летят с головокружительной быстротой". Едва ли Родзянко мог бы дать такой уклончивй отв?т, если бы еще утром перваго марта с готовым проектом манифеста об отреченіи собирался ?хать навстр?чу Николаю II?

Легко усмотр?ть в информаціи, которую давал Родзянко Рузскому, р?зкую двойственность — переход от крайняго пессимизма к оптимистическим выводам. "Молю Бога, чтобы Он дал сил удержаться хотя бы в пред?лах теперешняго разстройства умов, мыслей и чувств, но боюсь, как бы не было еще хуже". И тут же, "наша славная армія не будет ни в чем нуждаться. В этом полное единеніе вс?х партій... Помогай Вам Бог, нашему славному вождю, в битвах уничтожить проклятаго н?мца". "Насильственный переворот не может пройти безсл?дно", — зам?чает Рузскій: "что если анархія, о которой говорите вы, перенесется в армію... подумайте, что будет тогда с родиной нашей?". "Не забудьте, — сп?шит подать реплику Родзянко, — переворот может быть добровольный и вполн? безбол?зненный для вс?х и тогда все кончится в н?сколько дней, — одно могу сказать: ни кровопролитія, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу". Самоув?ренность преждевременная в обстановк?, которая могла грозить самому Родзянко, по его мн?нію, Петропавловской кр?постью! Информація полна преувеличеній в об? стороны. — то в смысл? нажима педали я сторону "анархіи" , то роли, которую играет в событіях предс?датель Думы: "до сих пор в?рят только мн? и исполняют только мои приказанія". Говорил Родзянко не по шпаргалк?, заран?е обдуманной, — это была импровизація, непосредственно вытекавшая из разнородных переживаній в сумбурную ночь c 1-го на 2-е марта. Суханов, может быть, до н?которой степени и прав, указывая, что Родзянко описал положеніе д?л под впечатл?ніем той бес?ды, которая была прервана вызовом предс?дателя Думы для разговора по прямому проводу со Псковом. Родзянко был взволнован наличностью параллельной с думским комитетом силы. Мемуарист, по обыкновенію, сгущает краски, когда разсказывает, что Родзянко требовал от делегатов Сов?та предоставленія ему охраны или сопровожденія его самими делегатами во изб?жаніе возможности ареста. Родзянко, чуждый предреволюціонным заговорщицким планам, должен был почувствовать с развитіем событій, как почва из-под ног его ускользала даже во Временном Комитет?. Довольно м?тко эту эволюцію, выдвигавшую на авансцену "л?вое" крыло думскаго комитета[62] в противов?с его "октябристскому" большинству, охарактеризовали составители "Хроники февральской революціи": "октябристы были в первые же два дня отстранены от власти, и Милюков, бывшій 27-го только суфлером Родзянко, 28-го негласным вождем, уже 1-го марта без всякой жалости разставался с Родзянко". В лихорадочной сутолк?, может быть, Родзянко не отдавал себ? яснаго отчета или не хот?л признать крушеніе своего компромисснаго плана. Отсюда преувеличенія, которыя давали повод говорить о "диктаторских" замашках и личных честолюбивых замыслах предс?дателя Думы. Была и доля сознательной тактики в н?которых из этих преувеличеній: говорил Родзянко с явной ц?лью возд?йствовать на верховное командованіе, от котораго, д?йствительно, в значительной степени я этот момент завис?ло "безбол?зненное" разр?шеніе государственнаго кризиса. Родзянко, однако, проявил себя реалистом. Ночное бд?ніе, когда "ни у кого, — по утвержденію Милюкова, — не было сомн?ній, что Николай II больше царствовать не может", уб?дило Родзянко в неизб?жности отреченія от престола царствовавшаго императора, и в утренніе часы 2-го марта, как мы знаем, с одной стороны, он настаивал на завершеніи переговоров с л?вой общественностью, а с другой, писал в. кн. Михаилу: "Теперь, все запоздало. Успокоит страну только отреченіе от престола в пользу насл?дника при Вашем регентств?. Прошу Вас повліять, чтобы это совершилось добровольно, и тогда сразу все успокоится. Я лично сам вишу на волоск? и могу быть каждую минуту арестован и пов?шен(?!— очевидно, словоупотребленію Родзянко в то время не надо придавать большого значенія). Не д?лайте никаких шагов и не показывайтесь нигд?. Вам не изб?жать регентства"...

Когда Родзянко в разговор? с Рузским оц?нивал "глас народный" в смысл? династическаго вопроса, он заглядывал в будущее, правда, очень близкое: этот "глас народный" явно еще не выражался. Династическим вопросом в массах "как-то" мало вн?шне интересовались[63], и видимое равнодушіе способно было обмануть не слишком прозорливых политических д?ятелей. К числу таковых не принадлежал член Временнаго Комитета Шульгин. Он в мартовскіе дни 17 г. предвид?л то, что поздн?е подсказывало ему необузданное воображеніе мемуариста эмигранта в 25-м году. Уже"27-го, ночью перваго дня революціи усматривая полную невозможность разогнать "сволочь" ружейными залпами, он задумывается над т?м, как спасти "ц?ною отреченія... жизнь Государя и спасти монархію". "В?дь этому проклятому сброду надо убивать. Он будет убивать... кого же? Кого? Ясно. Н?т, этого нельзя. Надо спасти".

Шульгин любит драматизировать свои, иногда воображаемыя, переживанія. Выступая в роли историческаго пов?ствователя, он не считает нужным вдуматься в тот факт, что "сброд", к которому он так презрительно относится, был совершенно чужд мысли о цареубійств? — в теченіе всей революціи періода Врем. Правительства мы не услышим призыва: "смерть тирану" — нигд? и никогда . Но этот лозунг получал актуальное значеніе в атмосфер? предфевральских планов дворцоваго переворота, и к нему склонялся, как. утверждает в. кн. Ник. Мих., не кто иной, как націоналист Шульгин, этот "монархист по крови", с трепетом приближавшійся к "Тому, кому посл? Бога одному повинуются". Поэтому так фальшиво для первых дней революціи звучат патетическія слова Шульгина. Засвид?тельствовал предреволюціонное настроеніе волынскаго депутата в. кн. Ник. Мих. не в воспоминаніях, а в дневник?. 4 января 17 г. опальный историк из царской семьи, отправленный в ссылку в свое им?ніе, посл? "бес?ды" в Кіев?, записал в вагон? по?зда: "какое облегченіе дышать в другой атмосфер?! Зд?сь другіе люди, тоже возбужденные, но не эстеты, не дегенераты[64], а люди. Шульгин, — вот он бы пригодился, но конечно, не для убійства, а для переворота! Другой тоже ц?льный тип. Терещенко... в?рит в будущее, в?рит твердо, ув?рен, что через м?сяц все лопнет, что я вернусь из ссылки раньше времени... Но какая злоба у этих двух людей к режиму, к ней, к нему, и они это вовсе не скрывают, и оба в один голос говорят о возможности цареубійства!" Шульгин, по его словам, никакого непосредственнаго участія в осуществленіи проектов организаціи дворцоваго переворота не принимал. Пов?рим ему, но в ходячих разговорах того времени общественные д?ятели давно уже свыклись с мыслью устраненія царствовавшаго монарха. И поэтому довольно естественно, что на третій день революціи, когда стала понемногу выясняться складывавшаяся конъюнктура, им?вшая уже традицію, схема стала занимать умы совершенно независимо от презумпціи специфической кровожадности современных тираноборцев. "Эта мысль об отреченіи Государя была у вс?х, но как-то об этом мало говорили", — вспоминает Шульгин... "обрывчатые разговоры были то с т?м, то с другим, но я не помню, чтобы этот вопрос обсуждался комитетом Гос. Думы, как таковым. Он был р?шен в посл?днюю минуту".

Такой "посл?дней минутой" и надо считать то вм?шательство Гучкова в нам?тившееся соглашеніе между Врем. Ком. и делегатами Сов?та, о котором разсказывал Суханов. В показаніях 2 августа Чрез. Сл?д. Ком. Гучков, говоря об участіи в подготовк? дворцоваго переворота, так формально изложил свою точку зр?нія: ... "Самая мысль об отреченіи была мн? настолько близка и родственна, что с перваго момента, когда только что выяснились... шатаніе, а потом развал власти, я и мои друзья сочли этот выход именно т?м, что сл?довало искать. Другое соображеніе, которое заставляло на этом остановиться, состояло в том, что при участіи сил, им?вшихся на фронт? и в стран?, в случа?, если бы не состоялось добровольное отреченіе, можно было опасаться гражданской войны... Вс? эти соображенія с самаго перваго момента, с 27-28 февраля, привели меня к уб?жденію, что нужно, во что бы то ни стало, добиться отреченія Государя, и тогда же в думском комитет? я поднял этот вопрос и настаивал на том, чтобы предс?датель Думы Родзянко взял на себя эту задачу[65]... Был момент, когда р?шено было, что Родзянко примет на себя эту миссію, но зат?м н?которыя обстоятельства пом?шали. Тогда 1 марта в думском комитет? я заявил, что, будучи уб?жден в необходимости этого шага, я р?шил его предпринять, во что бы то ни стало и, если мн? не будут даны полномочія от думскаго комитета, я готов сд?лать это за свой страх и риск, по?ду, как политическій д?ятель, как русскій челов?к, и буду сов?товать и настаивать, чтобы этот шаг был сд?лан. Полномочія были мн? даны... Я знал, что со стороны н?которых кругов, стоящих на бол?е крайнем фланг?, ч?м думскій комитет, вопрос о добровольном отреченіи, вопрос о т?х новых формах, в которых вылилась бы верховная власть я будущем, и вопрос о попытках возд?йствія на верховную власть встр?тят отрицательное отношеніе".

Из осторожных и н?сколько уклончивых показаній Гучкова перед сл?дственной революціонной комиссіей сл?дует, что автор показаній ночью с 1-го на 2-е марта, д?йствительно, как бы форсировал вопрос и добился р?шенія о по?здк? в Псков за отреченіем, будучи заран?е ув?рен в противод?йствіи со стороны сов?тских кругов. Как-будто бы это своего рода coup d'etat в момент не окончившихся еще переговоров. Так и выходит под пером Шульгина. "Кажется в четвертом часу ночи вторично прі?хал Гучков". — разсказывает Шульгин. "Нас был в это время неполный состав... ни Керенскаго, ни Чхеидзе не было. Мы были в своем кругу. И потому Гучков говорил совершенно свободно". "Гучков был сильно разстроен", — р?чь его Шульгин изображает в излюбленной для себя манер? под стать своим личным поздн?йшим переживаніям. "Надо принять какое-нибудь р?шеніе", - говорил ("приблизительно") Гучков. "Положеніе ухудшается с каждой минутой. Вяземскаго убили только потому, что офицер[66]... То же самое происходит, конечно, и в других м?стах. А если не происходит этой ночью, то произойдет завтра... Идучи сюда, я вид?л много офицеров в разных комнатах Гос. Думы они просто спрятались сюда... Они боятся за свою жизнь... Они умоляют спасти их... В этом хаос?... надо, прежде всего, думать о том. чтобы спасти монархію... Можем ли мы спокойно и безучастно дожидаться той минуты, когда весь этот революціонный сброд начнет сам искать выход... И сам расправится с монархіей... это неизб?жно будет, если мы выпустим иниціативу из наших рук..." И Гучков предложил "д?йствовать тайно и быстро, никого не спрашивая...ни с к?м не сов?туясь... Надо поставить их перед совершившимся фактом... Надо дать Россіи новаго государя... Я предлагаю немедленно ?хать к Государю и провести отреченіе в пользу насл?дника"... Шульгин вызвался сопровождать Гучкова. По словам Гучкова, он просил послать с ним Шульгина. "Я отлично понимал, излагает посл?дній мотив своего р?шенія, — почему я ?ду... Отреченіе должно быть передано в руки монархистов и ради спасенія монарха... Я знал, что офицеров будут убивать за то... что они захотят исполнить свой долг присяги... Надо было, чтобы сам Государь освободил их от присяги. Я знал, что в случа? отреченія в наши руки, революціи как бы не будет. Государь отречется от престола по собственному желанію, власть перейдет к Регенту, который назначит новое правительство. Государственная Дума... передаст власть новому правительству. Юридически революціи не будет". Для осуществленія "всякаго иного плана" "нужны были немедленно повинующіеся нам штыки, а таковых-то именно и не было".

Вся эта аргументація представляется в большой м?р? придуманной post factum. Психологія д?йствовавших лиц в предразсв?тные часы 2 марта рисуется значительно проще. В окружавшей обстановк?, прежде всего, не было того злов?ще страшнаго, о чем говорят н?которые мемуаристы — напротив, на третій день революціи стал нам?чаться н?который порядок и успокоеніе в взбаломученном мор? стихіи. На основаніи фактов, как увидим, это можно установить с достаточной опред?ленностью. Поэтому иниціатор р?шенія 2 марта о необходимости немедленно добиваться отреченія монарха вовсе не был, повидимому, в том разстроенно-паническом состояніи, как представляет нам мемуарное перо Шульгина, — напр., упоминавшійся выше Мстиславскій, активный член сов?тскаго повстанческаго "штаба", слившагося с думской военной комисеіей под общим руководством Гучкова, рисует настроеніе посл?дняго и всего его окруженія из офицеров ген.штаба в критическіе дни 28 февраля и 1 марта "оптимистическим и самоув?ренным". Быть может, такая оц?нка не так далека от д?йствительности, — в?дь надо было обладать большой дозой спокойствія и ув?ренности в будущем для того, чтобы в атмосфер? нависших угроз, о которых говорит Шульгин, руководитель вн?шней обороны революціи мог провести шесть часов в уютной обстановк? частной квартиры в академической бес?д? о русских финансах, — так разсказывает гр. Коковцев о пос?щеніи его Гучковым в 8 час. вечера 28 февраля а даже "быть может " в р?шающую ночь перваго марта. Именно самоув?ренность должна была скор?е побудить Гучкова форсировать в думском комитет? вопрос о по?здк? в Псков тогда, когда по поздн?йшему ув?ренію Милюкова, н?сколько персонифицированному, ни у кого уже не было сомн?нія в том, что Николай II больше царствовать не может. Эта уб?жденность в окончательной форм? могла, конечно, сложиться под давленіем л?вых кругов. Отпадала компромиссная тенденція, представителем которой был Родзянко, и очередной становилась проблема отреченія. Естественно, отходила на задній план и кандидатура уступчиваго Родзянко и выдвигалась кандидатура челов?ка, изв?стнаго своим враждебным отношеніем к личности монарха, способнаго д?йствовать сл?довательно бол?е р?шительно и проявить большую настойчивость в достиженіи поставленной ц?ли, согласно плану, разработанному им еще до революціи. Возлагались надежды и на отношенія его с представителями верховнаго командованія в арміи. В этой комбинаціи понятно и выдвиженіе монархиста Шульгина, связаннаго с участниками заговора.

Вн?шнія условія (реальныя, а не воображаемыя) по?здки Гучкова весьма мало подходят к акту, которому приписывают характер coup d'etat[67] и который прикрывают пеленой большой таинственности. И это д?лает не один только Шульгин, показанія котораго, как непосредственнаго участника псковскаго д?йствія, заслуживали бы особаго вниманія. Но мемуарист остается в?рен себ?. "В пятом часу ночи мы с?ли с Гучковым в автомобиль, который по мрачной Шпалерной, гд? нас останавливали какіе-то посты и заставы... довез нас до квартиры Гучкова", — пов?ствует Шульгин.... "Там А. И. набросал н?сколько слов. Этот текст был составлен слабо, а я совершенно был неспособен его улучшить, ибо вс? силы были на исход?". Гучков в своих показаніях засвид?тельствовал противоположное: "Наканун?, — говорил он. — был набросан проект акта отреченія Шульгиным, кажется, он тоже был показал и в комитет? (не см?ю этого точно утверждать). Я тоже его просмотр?л, внес н?которыя поправки". Припомним, как, по словам Стеклова, в ночном собес?дованіи с сов?тскими делегатами сам Шульгин упоминал, что рука его писала отреченіе[68].

"Чуть с?р?ло, — продолжает разсказ Шульгин, — когда мы подъ?хали к вокзалу. Очевидно, революціонный народ, утомленный подвигами вчерашняго дня, еще спал. На вокзал? было пусто. Мы прошли к начальнику станціи. А. И. сказал ему: "Я — Гучков. Нам совершенно необходимо по важн?йшему государственному д?лу ?хать в Псков... Прикажите подать нам по?зд..." Начальник станціи сказал: "Слушаюсь", и двадцать минут спустя по?зд был подан". Вот это "чуть с?р?ло'' сразу выдает беллетристическое измышленіе... По свид?тельству Гучкова "делегаты" думскаго комитета вы?хали в 1 час дня, а по свид?тельству других офиціальных лиц из жел?знодорожнаго міра около 3 часов. (По документу, воспроизводящему разговор по прямому проводу Ставки со штабом С?вернаго фронта, можно точно установить, что гучковскій экстренный по?зд вышел из Петербурга в 2 часа 47 мин.). Любопытно, все для того же Шульгина, что мемуарист забыл даже о том, что он сам в март? 17 года в циркулярном информаціонном разсказ?, переданном представителям печати по возвращеніи из Пскова, говорил о вы?зд? думской "делегаціи" из Петербурга в 3 часа дня.

Вопреки очевидности версія о "секретной" по?здк? Гучкова и Шульгина утвердилась в литератур? и стала почти общепринятой не только у мемуаристов, но и в работах, претендующих на изсл?довательскій характер. Мы им?ем яркій прим?р того, как на другой день посл? событія рождается легенда. Эту легенду сотворили члены обоих политических лагерей, — конечно, по весьма отличным внутренним побужденіям. Для Шидловскаго по?здка Гучкова так до конца и остается частной антрепризой, предпринятой иниціатором ея на свой риск посл? того, как Родзянко отказался везти проект отреченія в форм?, якобы предложенной Сов?том. Неожиданно "пропал куда-то Гучков, назначенный военным министром", — разсказывает Шидловскій. Без военнаго министра было очень трудно принять необходимый м?ры к успокоенію гарнизона, и поэтому "Гучкова искали по всему городу днем с огнем, но отыскать, либо узнать, куда он пропал, не удавалось. Точно также исчез с горизонта и Шульгин. Спустя день обнаружилось, что Гучков с Шульгиным без в?дома временнаго комитета и Сов?та рабочих депутатов умудрились похитить на Варшавском вокзал? паровоз и вагон и укатили я Псков, откуда весьма скоро возвратились, привезя с собой подлинный акт отреченія Государя"[69]. "Шульгин мн? разсказывал, — добавляет мемуарист, — как все произошло".

"Категорически утверждаю, — заявляет с противоположной стороны Суханов, — что Исп. Ком. узнал о по?здк? "только на сл?дующій день", "уже получив акт об отреченіи, не зная, при каких условіях он был подписан, и ничего не подозр?вая ни о миссіи, ни о по?здк? Гучкова и Шульгина". "Со стороны Гучковых и Милюковых эта по?здка была не только попыткой «coup d'etat», но и предательским нарушеніем нашего фактически состоявшаяся договора. Допустим, вопрос о "третьем пункт?", о форм? правленія оставался открытым до момента формальнаго окончанія переговоров, но, в?дь, Гучков и Милюков предприняли свой шаг за спиной у Сов?та — в процесс? самих переговоров..." В офиціальном доклад?, сд?ланном Стекловым от имени Иcп. Ком. в Сов?щаніи Сов?тов и совпадающем с общей оц?нкой Суханова, можно найти, однако, р?шительное противор?чіе с категорическим утвержденіем, что Исп. Ком. узнал о по?здк? Гучкова лишь "на сл?дующій день". "Мы на этом пункт? (т. е. форм? власти) разстались", — докладывал Стеклов о ночной с 1-го на 2-е-марта. "Мы не поставили ультиматума на этом пункт? по той простой причин?, что слишком хорошо знали, что... русскія трудящіяся массы и, в?роятно, значительная часть русской буржуазіи не будут отстаивать... монархіи... во всяком случа?... и не сомн?вались, что в ближайшіе дни, по м?р? того, как волны русской революціи будут докатываться... до других центров русской жизни... общим кличем русской страны будет демократическая республика" и поэтому..., не добившись от них включенія этого пункта, все-таки могли понимать результат наших переговоров так, что они не предпримут никаких шагов, хотя они... не дали никакого ручательства, но большинство министров, с которыми мы говорили, — так как и на другой день эти переговоры продолжались, — нас зав?рили, что они от этого воздержатся и повліяют и на Милюкова в этом направленіи. Вы можете поэтому представить себ?, как мы были поражены и возмущены, когда узнали, что Гучков и Шульгин ?дут в Ставку, чтобы там заключить с Романовыми какой-то договор... Тут-то наш Сов?т(?) проявил "двоевластіе", ибо дал повел?ніе своим комиссарам остановить по?зд, который заказали Гучков и Шульгин, и ни в коем случа? не допустить их до по?здки. Должен сказать, к чести рабочаго класса, что именно рабочіе с?в.-зап. жел. дорог первые подняли тревогу, узнав о по?здк? Гучкова и дали знать Исп. Ком.. К сожал?нію, каким-то образом эти господа проскочили"...

Тенденція докладчика выступает опред?ленно, когда он пытается д?йствія Исп. Ком., которыя, по утвержденію мемуаристов, были предприняты 1 марта в отношеніи проектировавшейся по?здки Родзянко, отнести к осуществленной 2 марта по?здк? Гучкова и Шульгина. Это "проскочили" становится общим м?стом. Если Суханов ограничивается осторожным зам?чаніем. что он не знает, как по?здка Гучкова была "организована с технической стороны", то остальные мемуаристы того же политическая круга сл?дуют за Стекловым и высказываются весьма безаппеляціонно: Гучков "конспиративно, чтобы не сказать обманом, пробрался в Псков", — утверждает Мстиславскій. Тогда же сообщали — добавляет Шляпников — что думскіе посланцы вы?хали "на автомобилях". Выступавшій в качеств? историка революціи Чернов, безоговорочно принимая шульгинскую версію, через 15 л?т посл? событія, говорил, что послы от Думы "контрабандой проскочили через проволочныя загражденія революціи". И н?т никому д?ла до того, что неоспоримым фактом является установленное уже документом обстоятельство, что посланцы Времен. Комитета вы?хали не на разсв?т?, а днем, не на автомобил?, а по?здом. Французскій посол уже тогда в дневник? от 2 марта занес бол?е правдоподобную версію: Гучков и Шульгин вы?хали в 9 часов утра при сод?йствіи инженера, в?дающаго передвиженіем на жел. дорогах; они получили спеціальный по?зд, не возбудив недов?рія соціалистических комитетов[70].

Из непосредственнаго свид?тельства "инженера" мы знаем, что стоявшій под парами экстренный по?зд ждал вы?зда делегатов "с порученіем особой важности" еще задолго до р?шенія, принятаго во Врем. Ком. на разсв?т? 2 марта. По воспоминаніям Ломоносова все это происходило совершенно открыто и не сопровождалось каким-либо давленіем бдительнаго революціоннаго ока со стороны жел?знодорожных рабочих или протестом со стороны руководящих кругов Исп. Ком. Напротив, — утверждает, по крайней м?р?, Ломоносов,— д?ло организовывалось как бы по взаимному, даже не молчаливому, соглашенію. И, д?йствительно, так выходит, судя по всей вн?шней обстановки, в которой протекала отв?тственная по?здка в Псков думских посланцев, и которая была до чрезвычайности далека от какой-либо конспиративной скрытности.

Перед Сл?дственной Комиссіей Гучков показывал, что он телеграфно ув?домил ген. Рузскаго о своем прі?зд?, но для того, чтобы на телеграф? не знали о "ц?ли" по?зда, он пояснял, что ?дет "для переговоров по важному д?лу, не упоминая, с к?м эти переговоры должны были вестись" Этот секрет полишинеля не раскрывается в опубликованных документах, т. к. среди них н?т, странным образом, указанной телеграммы, но вся телеграфная переписка Ставки и штаба С?верн. фронта не оставляет никакого сомн?нія в том, что прі?зд думской делегаціи носил совершенно офиціальный характер и мотивировался необходимостью непосредственных переговоров с Царем. По дорог? Гучков послал другую телеграмму — ген. Иванову, "так как желал встр?тить его на пути и уговорить не предпринимать никаких попыток к приводу войск в Петроград"[71]. Гучков утверждал даже, что "дорогой пришлось н?сколько раз обм?ніваться телеграммами". По дорог? в Псков, Гучков и Шульгин останавливались в Луг?, что привело к значительному запозданію с их прибытіем в Псков. Ч?м же вызвана была такая остановка? Гучков не упомянул об этой остановки в показаніях. Ничего не сказал спеціально о ней и Шульгин, упоминающій об информаціонном разговор? по прямому проводу с Ивановым и каких-то остановках на станціях, гд? Гучков "иногда говорил короткія р?чи с площадки вагона... это потому, что иначе нельзя было: во-первых, стояла толпа народа, которая все знала... т. е. она знала, что мы ?дем к Царю... И с ней надо было говорить". Историк и мемуарист каждый по своему будут толковать остановку в Луг? "контрабандой" вы?хавшіх из Петербурга думских посланцев. Ген. Мартынов, автор одной из наибол?е ц?нных работ, посвященных февральскому перевороту, на основаніи неизв?стных нам данных (автор им?л возможность пользоваться и неопубликованными архивными матеріалами) изображает д?ло так, что делегаты были задержаны на ст. Луга "возставшими рабочими и солдатами", которых "с величайшим трудом удалось уб?дить в том, что по?здка в Псков не пресл?дует никаких контр-революціонных ц?лей. Инж. Ломоносов, им?ющій тенденцію преувеличивать реальную опасность, которая грозила "революціи" со стороны продвигавшихся с фронта эшелонов ген. Иванова, — опасность совершенно не эфемерную в обстановк? 2 марта, — со слов правительственнаго инспектора Некрасова, который сопровождал гучковскій по?зд и систематически сносился с центром, задержку в Луг? объяснял именно этим опасеніем. Будущій предс?датель м?стнаго сов?та солдатских депутатов ротм. Воронович даст совершенно иную версію. Утром 2-го в 9 час. с экстренным по?здом из Петербурга прибыл в Лугу по порученію Врем. Комитета член Думы Лебедев в сопровожденіи полк. ген. штаба по фамиліи тоже Лебедев. Эта миссія им?ла задачей наладить порядок в город?, организовать м?стную власть и обезпечить путь сл?дованія Императора в Царское Село. Лебедев объявил, что "через н?сколько часов из Петрограда вы?дут в Псков члены Думы Гучков и Шульгин, которым поручено вести переговоры с Государем, и результатом этих переговоров явится прі?зд Государя в Ц. Село, гд? будет издан ряд важн?йших государственных актов". Военный комитет отв?тил Лебедеву, что "не будучи поставлен в изв?стность относительно истинной ц?ли по?здки Николая II Царское, и не зная, как к этому отнесутся петроградскіе солдаты и рабочіе, он отказывается дать сейчас какія-либо гарантіи". (Ждали возращенія из Петербурга спеціально посланнаго за информаціей делегата). Пытался получить "гарантіи" и прибывшій зат?м Гучков, "бол?е часа" ведшій в "парадных комнатах" вокзала переговоры с представителями временнаго военнаго комитета "Расстроенному упорством комитета Гучкову так и пришлось у?хать в Псков, не добившись усп?ха". Таковы поясненія Вороновича... По т?м или иным причинам вы?зд делегатов из Луги носил бол?е помпезный характер, нежели это рисовалось в Петербург?, — по крайней м?р? ген. Болдырев, занимавшій пост ген.-кварт. штаба С?вернаго фронта, в дневник? отм?тил, что Гучков и Шульгин прибыли в Псков в сопровожденіи "5 красногвардейцев" (так Болдырев назвал гучковскую свиту, потому что у них на груди были "красные банты").

В?рится с трудом, что сов?тскіе д?ятели в Петербург? могли ничего не знать о только что описанном путешествіи думских посланцев вплоть до момента, когда т? вернулись из Пскова, но всетаки предположительно допустим такую возможность. По шульгинской версіи, повторенной в записи Палеолога, по?здка в Псков была р?шена и организована в отсутствіе членов Врем. Комитета, принадлежавших к соціалистической групп?, т. е. Керенскаго и Чхеидзе. Поэтому особливо важно выслушать Керенскаго, т?м бол?е, что в "записках" Суханова ставится вопрос: "от чьего имени была организована по?здка в Псков Гучкова и Шульгина? Если от имени Временнаго Комитета Гос. Думы, то изв?стно ли было о ней его членам Керенскому и Чхеидзе? Если им было об этом изв?стно, то почему не было доведено до св?д?нія Исп. Комитета?" Керенскій, как мы знаем из собственнаго его признанія, совершенно не интересовался разговорами во Врем. комитет? о форм? правленія и не трудился даже представлять свои возраженія, так как он ни минуты не думал, что проекты о сохраненіи монархіи могут осуществиться. Поэтому сам по себ? вопрос о по?здк? Гучкова совершенно исчезает из орбиты вниманія мемуариста. Возможно, что Керенскій в момент, когда р?шался окончательно вопрос, д?йствительно, не был в Таврическом дворц?, — он отправился (впервые за эти дни) домой, чтобы в иной обстановк? наедин? обсудить вопрос о своем участіи в правительств?[72]. То, что разсказывает Керенскій, еще бол?е запутывает вопрос. Он вспоминает, как "утром" 2 марта случайной, текущей толп?, заполнявшей Екатерининскій зал Думы, Милюков объявил о созданіи временнаго правительства и о регентств? Мих. Алекс. (О р?чи Милюкова будет сказано дальше, — необходимо отм?тить только, что произнесена она была не "утром", как изображает Керенскій, а в 3 часа дня, т. е. в момент, когда экстренный по?зд Гучкова "прорвался" уже через Гатчину). Заявленіе Милюкова вызвало взрыв негодованія среди демократических элементов Таврическаго дворца. Исп. Ком. посп?шил собрать вн?очередное собранiе и подвергнуть Керенскаго пристрастному, почти враждебному («des plus hostoles») допросу. Керенcкій отказался вступать в дискуссію и ограничился заявленіем, которое и приводится (в кавычках) в воспоминаніях[73]:  "Да, такой проект существует, но он никогда не будет реализован. Он не осуществим, и н?т основанія волноваться. Со мной не сов?товались по вопросу регентства, и я не принимал никакого участія в спорах по этому поводу. В крайнем случа?, я могу всегда потребовать от правительства отказа от этого проекта или принятія моей отставки"... Т?м не мен?е Исп. Ком. р?шил предпринять м?ры для противод?йствія осуществленію думскаго проекта о регентств?. Он пожелал послать собственную делегацію в Псков одновременно с Гучковым и Шульгиным, которая должна была вы?хать в "тот же день[74], а при невозможности это осуществить, лишить "наших делегатов", как выражается мемуарист, возможности вы?зда. отказав им я подач? по?зда". Никто из других мемуаристов л?ваго политическая сектора прямо не упоминает о таком зас?даніи Исп. Ком., и, как мы увидим, в дальн?йшем к разсказу Керенскаго приходится относиться весьма скептически, насколько он касается перипетій, связанных с по?здкой в Псков. Перед нами лишь новая форма все той же легендарной версіи. Однако, Керенскій не только не отрицает факта, что он знал о по?здк? Гучкова и Шульгина, но и того, что фактически об этой по?здк? были осв?домлены представители Исп. Ком. Надо думать, что они были осв?домлены раньше, ибо из р?чи Милюкова отнюдь не вытекало сообщеніе. что Гучков вы?хал в Псков или готовится к отъ?зду, — вытекало совс?м другое: "И вот теперь, когда я в этой зал? говорю, — сказал Милюков, — Гучков на улицах столицы организует нашу поб?ду". Керенскій заканчивает свой разсказ лаконическим заявленіем: «mais. tout finit par s'arranger».

Что же должны были привезти из Пскова "наши делегаты"?  В изложеніи Керенскаго, естественно, это не совс?м ясно. В то время, когда Гучков давал свои показанія Чр. Сл. Комиссіи, член посл?дней Соколов (тот самый, который вм?ст? с Сухановым участвовал в ночных переговорах) пытался Гучкова уличить не то в противор?чіях, не то в двойной роли, которую он сыграл, проводя посл? соглашенія с Сов?том свою линію в Псков?. В отв?т? Гучкова им?лось н?что существенное, Гучков утверждал, что, когда он ?хал в Псков, "самый вопрос о формированіи правительства, самый момент формированія не был р?шен". "Мы стояли между двумя возможностями — или добровольнаго, на изв?стных началах, сохраненія монархіи, провозглашенія какого-то лица будущим государем и между возможностью сверженія и всяких иных политических форм"... "Предполагалось, — показывал Гучков, — рекомендовать Государю назначить только одно лицо, именно предс?дателя. Лицо это должно договорился с т?ми, кого оно желает пригласить, а т? могут ставить свои условія относительно того, о к?м они хотят итти и по какой программ?"... " Я им?л порученіе от Врем, Ком. дать сов?т Государю назначить предс?дателем Сов?та министров кн. Львова". Относительно всего остального "были тогда одни предположенія". "При изв?стных комбинаціях, при изв?естных условіях" Гучков соглашался войти в правительство в качеств? военнаго министра. Вернувшись в Петербург и увид?в на расклеенных плакатах свою фамилію среди лиц, вошедших в правительство, Гучков был удивлен, ибо для него "это было "неожиданностью",— он думал, что "тот Временный Комитет, тот кружок лиц, который предполагал войти в состав правительства", дождется его "возвращенія итого акта", который он вёз.

Такою же "неожиданностью" для Гучкова был и "акт соглашенія" между двумя комитетами, в?рн?е, та комбинація, при которой Исп. Ком. Сов?та Р. С. Д. являлся одним из р?шающих "факторов" в строеніи государственной власти... На вопрос Соколова, как же все это могло быть "неожиданностью", раз Гучков участвовал в сов?щаніи в ночь с перваго на второе, Гучков отв?чал: "Условія, которыя легли потом в основаніе, я нашел, когда я вернулся, окончательно скр?пленными, вид?л их раньше, как проект, но проекты были разные, даже помню, что против н?которых я возражал, но соглашеніе состоялось в моем отсутствіе со 2-го на 3-е, в то время, когда я был в Псков?[75]...

"Ваши товарищи по министерству, — продолжал вновь Соколов, — не указывали, что они другого от вас ожидали, что вы привезете отреченіе в пользу насл?дника... и не высказывали они вам, что этим привозом иного манифеста вы преступили полномочія, данныя вам Времен. Комитетом?" "Члены Комитета н?т. — пояснял Гучков, — а на сов?щаніи у в. кн. Михаила Алекс. А. Ф. Керенскій мн? говорил, что я нарушил полномочія, но я заявил, что я мог привезти только тот акт, который мн? дали.  Этот акт там оставить и ничего не привезти я не считал себя в прав?"[76].

Не всегда искреннія, сознательно подчас уклончивыя, не всегда вполн? точныя показанія Гучкова т?м не мен?е довольно опред?ленно рисуют задачи, которыя возлагались на посланцев Врем. Комитета, Одна дошедшая до нас посторонняя запись отчетливо вскрывает подноготную, которую в революціонное время, подлаживаясь под господствующей тон, современники затушевывали. 14 іюля в. кн. Андрей Влад. занес в дневник подробный разсказ о "псковской трагедіи", выслушанный им в теченіе четырех часов непосредственно в Кисловсдск? от ген. Рузскаго. Разсказ заканчивается упоминаніем о р?чи, произнесенной Гучковым перед "толпой", собравшейся у царскаго вагона посл? подписанія манифеста об отреченіи, Гучков будто бы сказал: "Господа, успокойтесь, Государь дал больше, нежели мы желали". "Вот эти слова Гучкова остались для меня совершенно непонятными", — добавлял Рузскій: ?хали ли они с ц?лью просить об отв?тственном министерств? или отреченіи, я так и не знаю.  Никаких документов они с собой не привезли, ни удостов?ренія, что они д?йствуют по порученію Гос. Думы, ни проекта об отреченіи. Р?шительно никаких документов я в их руках не вид?л. Если они ?хали просить об отреченіи и получили его, то незач?м Гучкову было говорить, что они получили больше, нежели ожидали. Я думаю..., что они оба на отреченіе не разсчитывали ", Свид?тели слишком часто передают слышанное не точно. Безоговорочно, конечно, нельзя принимать запись Ан. Вл. сообщающую как бы во второй инстанціи то, что говорил Гучков в Псков?[77]. Но смысл сд?ланнаго им зав?ренія представляется соотв?тствующим д?йствительности. Миссія от думскаго комитета носила двойственный характер: Гучков и Шульгин должны были добиваться отреченія, но, очевидно, допускалась возможность и иного исхода в неопред?лившейся еще окончательно обстановк?. До посл?дняго момента перед вы?здом Гучкова позиція Временнаго Комитета была колеблющаяся, но и в л?вом сектор? далеко еще неясен был путь, по которому твердо надлежало итти. Много позже в некролог?, посвященном Милюкову и напечатанном в 5 кн. американскаго "Новаго Журнала", Керенскій изобразил Гучкова cпеціальным делегатом, который был послан в Псков Временным Правительством. Это уже идет совс?м наперекор тому, что было.

Противор?чія, которыми полны показанія людей, примыкавших к л?вой общественности, скор?е доказывают, что руководящее ядро Исп. Комитета в той или иной м?р? было осв?домлено о по?здк? думских делегатов и отнюдь ей активно не противод?йствовало. Можно сказать, что оно молчаливым признаніем, в сущности, санкціонировало компромиссный план и тактику, нам?тившуюся во Времен. Комитет?. Только в такой концепціи можно попять однородныя утвержденія у мемуаристов, принадлежащих к разным общественным формаціям, о соглашеніи, которое было установлено в теченіе дня перваго марта между думскими и сов?тскими кругами. Формальную исторію переговоров, т. е. офиціальную их сторону, повидимому, довольно точно передал Суханов. К утру 2 марта они не были закончены, и нам предстоит еще к ним вернуться. За кулисами шли частные разговоры, и этот обм?н мн?ній молва, зарегистрированная в дневниках и воспоминаніях, выдавала за принятыя р?шенія. Так, французскій посол, связанный с либеральными кругами и оттуда черпавшій свои информаціи, под четвергом 2 марта пом?чает: "Исполнительные Комитеты Думы 'и Сов?та депутатов рабочих согласились на сл?дующих пунктах:

1. Отреченіе Императора,

2. Возведете на престол Цесаревича,

3. Регентство в. кн. Михаила, брата Императора,

4. Созданіе отв?тственнаго министерства,

5. Учредительное Собраніе, избранное всеобщим голосованіем.

6 Равенство народов перед законом".

Ломоносов со слов все того же Рулевскаго, сообщавшаяся по телефону с "друзьями" из Сов?та, говорит о вечер? перваго марта: "весь в Дум?.. спор... шел о том, что д?лать: предлагали низложеніе, отреченіе или внушеніе, т. е. заточеніе Царицы и назначеніе отв?тственнаго министерства Остановились на среднем". Припомним запись Гиппіус, пом?ченную "8 часов", о том, как "развертывается.,, историческое двуглавое зас?даніе": "начало зас?данія теряется в прошлом, не вид?н и конец; очевидно, будет всю ночь". Вот почему 3 марта, когда стало изв?стно отреченіе Царя, и когда Суханов сд?лал "вн?очередное" сообщеніе и передал, по его словам, в Исп. Ком., полученную им от доктора Манухина информацію о по?здк? Гучкова в Псков, которая была организована за "спиной" Сов?та думским комитетом, "особаго значенія этому д?лу никто не придавал" и "офиціальнаго обсужденія никто не потребовал". Вот почему в то время никому "не пришло в голову" вм?нить в вину членам президіума Сов?та, состоявшим одновременно и членами думскаго комитета, соучастіе в попытк? "плутократіи" сохранить я посл?дній момент монархію и династію. Это равнодушіе Суханов старается объяснить т?м, что не стоило уже обращать вниманіе на "хитроумный махинаціи" думских "политиканов", которыя "пошли прахом и разс?ялись, как дым". Явно придуманное искусственное объясненіе, ибо 3 марта, когда Исп. Ком., по словам Суханова, не уд?лил "ни мал?йшаго вниманія самому факту отреченія", им одновременно было внесено постановленіе об арест?, отрекшагося от престола императора. Об этом постановленіи, выступающій в качеств? почти офиціальнаго историка д?ятельности Исп. Ком в первые дни революціи, мемуарист умолчал.

Ничего подобнаго не могло бы быть, если бы безотв?тственные закулисные переговоры, неясные, неопред?ленные, противор?чивые, принимавшіе вн?шне форму какого-то coup d'etat, были зам?нены с самаго начала опред?ленной договоренностью по основному, поставленному революціей вопросу. Можно ли было в д?йствительности сознательной волей тогдашніх политиков соединить дв? припципіально непримиримыя позиціи? Как-будто бы приходится признать, что принципіальная непримиримость в т? дни вовсе не означала тактическаго ригоріpзма, но д?ятели Сов?та оказались формально не связанными с т?ми переговорами, которые в заключительной стадіи привели к реальному отреченію царствовавшаго монарха. Мы должны выяснить теперь, что повліяло на изм?неніе психологіи "верховников" л?ваго сектора, ибо от молчаливаго признанія думской тактики до р?шенія арестовать носителя верховной власти посл? благополучнаго завершенія компромисснаго плана — дистанція огромнаго разм?ра.