Точная дата основания Твери неизвестна, точно так же, как и дата основания Смоленска, Рязани и Москвы. Наиболее ранняя версия основания города связана с «Рукописанием» князя Всеволода Мстиславича 1135/36 г. В этом документе речь идет о значительных денежных суммах (сборах) новгородской церкви Святого Иоанна, при которой существовало купеческое сообщество типа гильдии. Эти сборы должны были выплачиваться «с тверского гостя, и с новгородского, и з бежицкого и з деревьского и съ всего Помостья».

Из этого многие историки делают вывод, что Тверь, или Тверская земля существовала уже во времена начала новгородского летописания. Весьма авторитетный историк А.А. Зимин, напротив, рассматривал это упоминание «тверского гостя» как анахронизм, правомерно ссылаясь при этом на большое число поздних интерполяций в тексте «Рукописания». Тверь скорее всего была основана полувеком позже.

Тверской «город» или «кремник» находился не прямо возле устья Тверцы, а в полутора километрах к западу на другом, правом берегу Волги. Центр города располагался на мысу, образуемом Волгой и впадающей в нее с юга рекой Тьмакой.

На этом месте в 1934 г. советские археологи провели раскопки, чтобы более точно определить дату возникновения Твери, поскольку письменные источники не дают исчерпывающего ответа на этот вопрос. Эти работы и последовавшие за ними контрольные раскопки на левом берегу Волги дали заключение: «город» с крепостными укреплениями располагался сначала на уже упомянутом мысу, образуемом Волгой и Тьмакой на правом волжском берегу. Древнейшее насыпное сооружение (вал) возникло не позднее XII в. До этого, в XI в., на том же месте существовало неукрепленное поселение сельского типа, в котором, впрочем, изготавливали металл.

Большинство историков сходятся на том, что тверские валы были насыпаны в конце XII в.

Откуда пошло название города, тоже неизвестно. По мнению одних историков, от названия речки Тверцы, а других – от слова «твердь», что в домонгольские времена означало «укрепление, крепость».

Тверь расположена на пересечении речных путей. Речной путь от Великого Новгорода шел из Ильмень-озера через реку Мсту и далее, через волок у Вышнего Волочка, – в Тверцу. Этот приток Волги впадает в нее с севера. Вблизи от места впадения Тверцы в Волгу и возникло местечко Тверь.

В 40 км ниже Твери в Волгу впадает река Шоша. По Шоше, затем по реке Ламе суда поднимались до Волока Ламского, а далее волоком перетаскивались в реку Рузу, а оттуда – в Москву-реку и Оку.

Чуть далее, в ста верстах выше Тверцы, у деревни Зубцово суда поднимались по притоку Волги реке Вазузе, а там волоком – до городка Волочек Вяземский (основан не позднее XII в.), а оттуда – вниз по Днепру к Смоленску и далее к Черному морю.

О важнейшем значении малых рек хорошо сказал историк XIX в. В.С. Борзаковский: «Лучшими путями сообщения в те времена были реки; с тою же целью нельзя было не поставить укреплений при устьях рек, которые вели во внутренность владений или к стольному городу княжества. При устье реки являлось укрепление; нельзя было не явиться ему и на противоположном берегу. Враг той или другой рекой спустится в Волгу и, тут же переправившись через нее, может вторгнуться в чуждые владения; но тут стоит укрепление и переправа для него затрудняется. Так должно было быть, так, без сомнения, и было. И вот почему от Твери почти вплоть до Ярославля, по обеим сторонам Волги, столько городищ! Ни одна сколько-нибудь значительная река не осталась в своем устье без укрепления: воспоминания о сем доселе сохранились в названиях этих мест городищами. Так, например, при устье р. Дубны – городище, теперь село Дубенское городище; при устье Хотчи – городок, теперь село Бел-городок; при устье Медведицы – весьма значительные остатки городищ и укреплений; на противоположном берегу от села Пухлимского, на пространстве девяти верст, почти непрерывная цепь окопов и укреплений, явно сделанных руками человеческими, которые и доселе называются городищами (тут же и доселе существует деревня Городище). И понятно, почему суздальцы (автор приписывает суздальцам) наделали здесь столько укреплений: р. Медведицей особенно часто спускались новогородцы, и устье этой реки было для них сборным пунктом. При устье р. Нерли целый город Константин (ныне Скнятин), при устье Жабни – Калязин и пр. Что это не одни предположения, свидетельствуют летописцы».[158]

К концу XI в. район будущей Твери принадлежал новгородцам. Юрий Долгорукий, основавший несколько городов в Ростово-Суздальской земле, построил в 1134 г. в Тверском крае город Константин, или Констянтин на Волге, в устье реки Нерли. Этот город впоследствии назывался Ксятин, Скнятин и Снятин. Целью строительства Константина было недопущение выхода новгородцев к Волге.

В 1181 г. Святослав Всеволодович Черниговский, сидевший тогда в Киеве, идя на Всеволода Юрьевича, соединился с новгородцами (его сын тогда княжил в Новгороде) на устье реки Тверцы и «положил всю Волгу пусту, все города, волости и села пожег» и встретил Всеволода на реке Влене в 40 верстах от Переяславля. Из этого следует, что край от устья Тверцы вниз по Волге принадлежал Ростово-Суздальской земле.

В 1181 г. Ярополк Ростиславич, посаженный новгородцами в Торжке, воевал Суздальскую землю и селения по Волге, за что Всеволод Юрьевич разорил Торжок.

Отрочь монастырь впервые упоминается в летописи под 1206 г., но без указания месторасположения этого монастыря. В этом году смоленский епископ вместе с каким-то игуменом (по некоторым данным, Михаилом) Отроча монастыря приезжали во Владимир и упрашивали Всеволода, чтобы простил своего свата князя Мстислава Романовича (Смоленского) за союз с Ольговичами.

Тверь же впервые в летописях упоминается под 1209 г., когда новгородцы терпели притеснения от великого князя Всеволода, захватывавшего в своих землях их купцов с товарами. Тогда в Новгород для его защиты прибыл торопецкий князь Мстислав Удалой, сын Мстислава Храброго. Новгородцы посадили под стражу сына Всеволода Святослава и отправились в поход на Всеволода. Тот послал навстречу новгородцам войско под началом своего сына Константина и других сыновей. Это войско дошло до Твери, где и был заключен мир.

По данным В.Н. Татищева, князь Всеволод Юрьевич в 1181 г. велел на устье реки Тверцы построить укрепление, или твердь, для защиты от новгородских нападений. Для суздальских князей было очень важно иметь укрепленный пункт в таком месте, как слияние рек Тверцы и Волги. Вполне возможно, что это укрепление в 1181 г. было не вновь построено, а исправлено уже ранее существовавшее.

У Татищева сказано, что Всеволод велел построить укрепление на реке Тверцы уже после похода своих противников от Тверцы к Влене. Кроме того, в Воскресенской летописи говорится, что войска снялись на Волге у Твери. Отсюда суздальские князья могли в любое время угрожать Новгороду и Торжку и перехватывать в этом месте новгородских купцов с товарами. А из описаний событий 1181–1209 гг. видно, что Тверь являлась пограничным городом между новгородскими и суздальскими владениями.

Ряд историков, в том числе И.Д. Беляев, полагают, что Тверь была построена новгородцами. По сему поводу Беляев пишет: «Действительно, странно, как новгородцы могли оставить без внимания такой важный пункт, как слияние реки Тверцы (на которой у них был построен Торжок) и реки Волги, тогда как они обыкновенно строили города на путях сообщения при больших реках и озерах».[159]

Утверждение это довольно спорное, новгородцы в XII–XIII вв. строили крепости лишь в исключительных случаях, под жестким нажимом противника. Характерный пример – бассейн реки Невы, где новгородцы принципиально не строили крепостей, зато постоянно разрушали любые шведские укрепления на этом водном пути.

В 1215 г. новгородцы призвали себе Ярослава Всеволодовича, князя Переяславля-Залесского, и он в том же году схватил одного новгородского боярина (Петра Зуболомича) и новоторжского посадника (Фому Добрынича), заковал их и заточил в Тверь – в свой город, близкий к новгородским владениям. Из этого следует вывод, что Тверь принадлежала князьям Переяславля-Залесского.

В 1216 г. князь Ярослав Всеволодович, поссорившись с Новгородом, засел в Торжке. В этот год из-за неурожая в Новгороде начался голод, а Ярослав стал перехватывать весь хлеб, шедший к новгородцам – по словам летописца, «не пустил ни воза». Голод в Новгороде привел к тому, что кадь ржи стоила десять гривен, кадь овса – три гривны, воз репы – две гривны. Люди стали есть сосновую кору, липовый лист и мох. Отцы стали продавать своих детей. А за голодом последовал страшный мор, трупы валялись по улицам и полям, а собаки грызли и таскали их, не успевая поедать.

Новгородцы просили Ярослава вернуться в Новгород и пустить туда обозы с хлебом, но напрасно. Ярослав продолжал захватывать новгородских гостей (более двух тысяч купцов) и размещал их по своим городам (видимо, и в Твери), а их товары и лошадей раздавал своей дружине.

Тогда на защиту Новгорода снова прибыл князь Мстислав Удалой. Сам Ярослав оставался в Торжке, но его люди, собрав тверичей, «пути от Новгорода засекоша и реку Тверцу». Брат Ярослава Святослав Всеволодович осадил городок Мстислава Ржевку. Мстислав же с новгородцами не пошел к Торжку и на Тверцу, видимо, чтобы избежать тамошних укреплений, а пошел «Селигерным путем», прошел верховьями Волги и своей Торопецкой волостью. Он отогнал Святослава от Ржевки, затем взял Зубцов[160] (значит, Зубцов принадлежал Ярославу и являлся крайним пунктом владений Ярослава Переяславского). Находясь на реке Холохольне (Холхне, Холохне, Холохолне), Мстислав послал Ярославу в Торжок гонца с мирными предложениями, но тот их не принял и от реки Вазузы пошел по Волге к Твери, все разоряя на своем пути (в 1216 г.).

Ярослав, узнав, что грабят Тверской край («оже грабять Тверьсское»), ушел из Торжка в Тверь, а затем в Переяславль. Новгородцы миновали Тверь, повоевали реки Шошу и Дубну, взяли Ксятин, пожгли все Поволжье. Таким образом, весь Тверской край был разорен. Мстислав же двинулся дальше, соединился с Константином Ростовским и пошел на Ярослава и его союзника и брата Юрия Владимирского. Затем произошла знаменитая Липецкая битва.

О том, что произошло в Твери в феврале 1238 г. в ходе Батыева нашествия, уже два века спорят историки. В летописи о татарах сказано: «…город мнози поплениша: Юрьевъ Дмитровъ, Волокъ, Тверь, ту же и сына Ярославля оубиша».

Замечу, что, повествуя о других подвигах Бату-хана, русские летописи используют совсем другие термины – «пожгоша, убиша, избиша, огневи предаша» и т. п. А вот «поплениша» вполне могло означать почетную капитуляцию города с выплатой отступного и даже присоединение части городской дружины к татарам. Подобное, кстати, было в Нижнем Новгороде.

Какого сына Ярослава убили в Твери – не ясно. Никто из известных к концу 1237 г. сыновей Ярослава Всеволодовича убит татарами не был. Я уж не говорю о том, что убийство князя не обязательно влекло за собой уничтожение города.

Археологи тоже не находят следов пожаров и разрушений в культурных слоях 30–40 гг. XIII в. Так что скорее всего тверичи в феврале 1238 г. мирно договорились с татарами, и те двинулись далее, получив соответствующий выкуп.

Кроме того, в разделе, посвященном Рязанскому княжеству, уже говорилось о том, что Ярослав Всеволодович заключил с татарами какую-то сделку. Так что сдача Твери могла быть равно как элементом этой сделки, так и инициативой местных властей.

А вот взятие татарами находившегося рядом с Тверью города Торжка летописцы расписали во всей красе. Как гласит Тверская летопись, татары окружили весь Торжок тыном, «так же как и другие города брали, и осаждали, окаянные, город две недели. Изнемогли люди в городе, а из Новгорода им не было помощи, потому что все были в недоумении и в страхе. И так поганые взяли город, убив всех – и мужчин и женщин, всех священников и монахов. Все разграблено и поругано, и в горькой и несчастной смерти предали свои души в руки Господа месяца марта в пятый день, на память святого Конона, в среду четвертой недели поста. И были здесь убиты: Иванко, посадник новоторжский, Аким Влункович, Глеб Борисович, Михаил Моисеевич. А за прочими людьми гнались безбожные татары Селигерским путем до Игнатьева креста и секли всех людей, как траву, и не дошли до Новгорода всего сто верст. Новгород же сохранил Бог, и святая и великая соборная и апостольская церковь Софии, и святой преподобный Кирилл, и молитвы святых правоверных архиепископов, и благоверных князей, и преподобных монахов иерейского чина».[161]

Около 1240 г. Тверь переносится на правый берег Волги в устье реки Тьмаки. Причиной тому, по мнению ряда историков, стали частые наводнения, разваливавшие валы старой Твери.[162]

Первым тверским князем стал Ярослав (христианское имя Афанасий), сын великого князя Владимирского Ярослава II Всеволодовича (1191–1246). Разные источники датируют вокняжение Ярослава Ярославича с 1241-го по 1245 г.

Думаю, что Ярослав Всеволодович был вынужден раздать уделы своим сыновьям перед поездкой в Орду, откуда он вполне мог и не вернуться. Другой вопрос, сделал ли он это перед первой поездкой в Орду в 1243 г. или перед второй – в 1245 г.

В 1245 г. литовские князья напали на Торжок. Город им взять не удалось, зато они сильно опустошили его окрестности. Затем литовцы перешли реку Тверцу и дошли до Бежецка, чем создали угрозу непосредственно Твери.

Тверская дружина под началом воеводы Яведа соединилась с дмитровской и новоторжской, предводительствуемыми соответственно, воеводой Кербетом и князем Ярославом Владимировичем.[163] Под Торопцом они наголову разгромили литовцев. Утром следующего дня появился с новгородской дружиной князь Александр Невский, который принял участие в преследовании литовцев. В битве и при преследовании погибли все восемь литовских князьков, участвовавших в набеге.

30 сентября 1246 г. на обратном пути из Каракорума внезапно умер великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович.

Когда на Руси узнали о смерти Ярослава, владимирский престол «по старине» занял следующий по старшинству брат Святослав Всеволодович. «По старине» – означает по русскому обычаю, существовавшему со времен Рюрика, когда после смерти князя ему наследовал не старший сын, а следующий брат, и лишь когда вымирало старшее поколение, сын старшего брата мог занять престол.

Святослав начал правление «без затей». Для начала закрепил за своими племянниками уделы, которые они получили при Ярославе Всеволодовиче. Кроме этого рутинного распоряжения, в летописи нет больше информации о деятельности Святослава в качестве великого князя Владимирского.

Далее происходит не совсем понятная ситуация. В 1247 г. Святослав Всеволодович отправляется в Орду и берет с собой единственного сына Дмитрия. После этого ряд историков утверждают, что владимирский престол занял пятый сын Ярослава Всеволодовича Михаил Хоробрит (Храбрый). Наиболее вероятно, что московский князь Михаил Хоробрит попросту турнул бездарного дядюшку Святослава с владимирского стола. Понятное дело, тот побежал жаловаться Батыю и сына взял с собой.

Княжение Михаила Хоробрита продолжалось недолго. В 1248 г. он отправился в поход против Литвы. На берегах реки Протвы в Смоленском княжестве произошла битва. Литовцы были разбиты, но и Михаил погиб.

Но мы забежали вперед и придется вернуться в 1247 г. Тогда в Орду поехали не только Святослав с сыном Дмитрием, но и Александр Невский с братом Андреем. Зачем? В Житии говорится, что его потребовал к себе Батый.

Риторический вопрос, почему позже все поездки татарских послов будут отмечаться в русских летописях. Мало того, будут указываться имена послов, подробные протоколы их встреч и т. д. А тут что, за всеми четырьмя князьями – Святославом, Дмитрием, Александром и Андреем – в разные города приехали послы? И тихо, без конвоя, без эскортов? Может, они вообще приехали «инкогнито» из Сарая? И почему о вызовах этих князей молчат татарские, булгарские и другие восточные источники?

Ларчик, видимо, открывался проще. Вся великолепная четверка поехала жаловаться на Михаила Хоробрита, и каждый, разумеется, мечтал получить владимирский стол. Причем Александр с Андреем ездили даже в Каракорум. В результате Александр получил Киев и южнорусские земли, а, кроме того, свою вотчину Переяславль-Залесский, Андрей же получил Владимир. Причина, почему младший брат Андрей получил намного больше старшего Александра, историкам не ясна. Так, историк В.Т. Пашуто полагал, что регентша Огуль-Гамиш, вдова хана Гуюка, была настроена враждебно по отношению к Батыю и, поскольку считала, что Александр имел слишком тесные связи с Золотой Ордой, поддержала Андрея.[164] Выдвигались и другие гипотезы. Дошло до утверждения, что старая ханша влюбилась в красавца Андрея.

Замечу, что Святослав Всеволодович с сыном Дмитрием вернулись из Орды с пустыми руками. Далее летопись молчит об их судьбе. Известно лишь, что осенью 1250 г. Святослав вновь решил попытать счастья в Сарае, и после этого о нем сообщается только, что умер он в феврале 1253 г.

В начале 1249 г. Андрей и Александр Ярославичи вернулись на Русь. Андрей сел на великокняжеский престол во Владимире, но Александр принципиально не захотел ехать в Киев. После Батыева погрома не было восстановлено и десятой части города. Мало того, как писал итальянский путешественник Плано Карпини, проезжавший через эти места в 1246 г., Канов[165] стал уже татарским городом. Так что кормиться князю и его дружине в Киеве было нечем, да и в любой момент могли нагрянуть татары.

В итоге Александр Невский несколько месяцев погостил у брата Андрея во Владимире, а потом отъехал в Новгород. О пятилетнем же княжении Андрея во Владимире историки не имеют никаких достоверных сведений. Известно лишь, что зимой 1250/51 гг. митрополит Кирилл обвенчал Андрея с дочерью князя Даниила Галицкого.

Надо ли говорить, что Александру неуютно жилось в Новгороде, где его ненавидела значительная часть горожан. И вот царский официальный историк С.М. Соловьев вынужден признать, что «в 1252 г. Александр отправился на Дон к сыну Батыеву Сартаку с жалобою на брата, который отнял у него старшинство и не исполняет своих обязанностей относительно татар. Александр получил старшинство, и толпы татар под начальством Неврюя вторгнулись в землю Суздальскую. Андрей при этой вести сказал: «Что это, Господи! покуда нам между собою ссориться и наводить друг на друга татар; лучше мне бежать в чужую землю, чем дружиться с татарами и служить им». Собравши войско, он вышел против Неврюя, но был разбит и бежал в Новгород, не был там принят и удалился в Швецию, где был принят с честию. Татары взяли Переяславль, захватили здесь семейство Ярослава, брата Андреева, убили его воеводу, попленили жителей и пошли назад в Орду. Александр приехал княжить во Владимир».[166]

Таким образом, наш герой донес татарам на брата. Сартак послал царевича Неврюя на Русь. Войско его было невелико по сравнению с армией Батыя, от 10 до 20 тысяч человек, но опустошение от Неврюевой рати было соизмеримо с Батыевым нашествием. Татары разорили десятки больших и малых русских городов. Так Александр Невский стал великим князем Владимирским.

Вызывает много споров поведение Ярослава Тверского в 1252 г. во время нападения Неврюевой рати. По мнению одних историков, он был союзником своего брата великого князя Владимирского Андрея Ярославича в борьбе против татар. Другие историки считают, что Ярослав держал нейтралитет, но подвергся нападению бусурман. Как сказано в Лаврентьевской летописи: «…татарове же рассунушася по земли, и княгыню Ярославлю яша и дети изъимаша, и воеводу Жидослава ту оубиша, и княгыню оубиша, и дети Ярославли в полонъ послаша, и людии бе-щисла поведоша до конь, и скота, и много зла створше отдоша».

Жена князя Ярослава погибла в татарском плену, а сыновей Святослава и Михаила-старшего позже удалось выкупить.

Любопытно, что до 1254 г. князь Ярослав Ярославич находился в пределах Тверского княжества. А вот в 1254 г. он со своими боярами бежал в Ладогу. Единственной причиной бегства Ярослава можно считать желание Александра Невского согнать младшего брата с тверского стола. Между тем Ладога формально была владением Господина Великого Новгорода, а там князем был Василий, сын Александра Невского. Однако сей княжич сильно допек новгородцев, а ладожане, как видим, вообще на него плевать хотели. Вполне возможно, конечным пунктом вояжа Ярослава была не Ладога, а Швеция (водным путем Волхов – Ладога – Нева – Балтика). Тем более он знал о доброжелательном приеме, оказанном шведами его брату Андрею, бежавшему ранее от Александра Невского.

В следующем 1255 г. новгородская партия «меньших людей» «показала путь» Василию Александровичу и призвала Ярослава Ярославича. Как и следовало ожидать, Александр Невский с большим войском двинулся к Новгороду, и тверскому князю пришлось куда-то убежать. Новгородцы же сменили посадника Ананию – вождя «меньших» – на вождя «больших» – Михаила Степановича.

В том же 1255 г. Александр Невский идет на примирение с братьями. В 1255 г. Андрею он разрешает вернуться из Швеции и дает в удел Суздаль, Ярослав же возвращается в Тверь. Теперь Александр Невский был полновластным хозяином северо-восточной Руси. В 1262 г. он посылает Ярослава с тверской дружиной в Новгород на помощь княжившему там сыну Невского Дмитрию. Дядя и племянник вторглись в Ливонию, взяли Юрьев (Дерпт), сильно ограбили окрестности и благополучно вернулись домой.

Где-то в 1262–1264 гг. Ярослав Ярославич вновь женится. Второй его женой стала Ксения Юрьевна. Согласно распространенной тверской легенде, красавица Ксения родилась в семье бедного причетника села Евдокимова (в 40 верстах от Твери). Она была обручена с отроком великокняжеским Григорием. Князь после соколиной охоты заехал в Евдокимово посмотреть на невесту своего конного дружинника и с первого взгляда влюбился в Ксению, и она ответила тем же. В тот же день они были обвенчаны в селе Евдокимове в церкви Святого Великомученика Димитрия Солунского. А отрок Григорий нашел себе пристанище в лесу, невдалеке от великокняжеского дворца, по другую сторону Волги, при впадении в нее реки Тверцы. Там он стал иноком и основал обитель, названную по нему Отрочьей.

Допускаю, что это всего лишь романтическая легенда. По другому преданию, Отрочий монастырь получил свое название от бывшего на этом месте замка (детинца), в котором жили княжеские отроки или дети, в обязанности которых входила защита укрепления.

Некоторые современные историки[167] считают, что Ксения была дочерью новгородского посадника Юрия Михайловича. Мол, Ярослав Ярославич заигрывал с городом и решил угодить новгородцам, женившись на дочери посадника.

Однако лучший отечественный знаток истории Новгорода В.Л. Янин в своей солидной монографии «Новгородские посадники» (Москва, «Языки славянской культуры», 2003 г.) в списке посадников не дает Юрия Михайловича. Мало того, среди новгородских посадников есть шесть Юриев, из которых пять стали посадниками после смерти Ярослава Ярославича, а шестой, Юрий Иванович, был новгородским посадником в 1215–1216 гг., то есть хронологически ни один из посадников Юриев не мог быть отцом Ксении. Так что Ксения вполне могла быть дочерью бедного причетника.

14 ноября 1263 г. великий князь Владимирский Александр Ярославич на обратном пути из Орды умер в Городце на Волге. Умирая, Александр не назначил наследника. По старой «горизонтальной» системе наследования его приемником автоматически становился Андрей, занимавший суздальский стол. Кроме того, в живых остались два брата Ярославича: тверской князь Ярослав и костромской князь Василий Квашня.

Ряд историков предполагают, что Андрей попытался или даже стал великим князем Владимирским, но в Орду он ехать не пожелал. А вот Ярослав Ярославич Тверской отправился в Орду просить ярлык на великое княжение владимирское. О событиях 1263–1264 гг. достоверной информации нет. Поэтому можно лишь гадать, дал ли хан Берке ярлык Ярославу в нарушение наследственного права Андрея, помня его антитатарские выступления в 1252 г., или Андрей тихо скончался в 1264 г., и хан уже законно передал ярлык следующему брату Ярославу.

Ярослав Ярославич все время своего правления на владимирском престоле (1264–1271 гг.) посвятил новгородским делам, пытаясь подчинить Новгород себе. Естественно, что вольные новгородцы не хотели становиться холопами тверского князя. В 1270 г. новгородцы собрали вече, на котором постановили прогнать князя Ярослава. Возмущенные горожане «убили приятеля княжеского Иванка, а другие приятели Ярославовы, и между ними тысяцкий Ратибор, скрылись к князю на Городище; новгородцы разграбили их домы, хоромы разнесли, а к князю послали грамоту с жалобою».[168]

Замечу, что все требования новгородцев носили исключительно экономический характер: князь незаконно отдал позволение ловить рыбу в Волхове «гогольным ловцам», а те, видимо, делились с князем; перечисляли незаконные поборы князя с новгородских бояр и купцов, а также притеснения заморский гостей.

В итоге Ярослав был вынужден с позором покинуть Новгород, а горожане послали в Переяславль-Залесский за правившим там князем Дмитрием Александровичем, вторым сыном Александра Невского. Дмитрий же не захотел усобицы или не имел достаточно сил. Во всяком случае, он отказался ехать в Новгород, заявив: «Не хочу взять стола перед дядею».

Тем временем Ярослав послал беглого новгородского тысяцкого Ратибора к хану Менгу Тимуру (Темир, племянник Берке) за помощью, и тот передал хану: «Новгородцы тебя не слушают. Мы просили у них дани для тебя, а они нас выгнали, других убили, домы наши разграбили и Ярослава обесчестили». Хан, выслушал, поверил и отправил войско в помощь Ярославу.

Страшная опасность нависла над Новгородом, да и над другими русскими землями, ведь татары грабили всех подряд, не разбирая правых и виноватых. Выручил Новгород самый младший (на 1270 г.) сын Ярослава Всеволодовича костромской князь Василий Квашня. Он не только мечтал о владимирском престоле, но и побаивался за свой удел от происков слишком властолюбивого братца Ярослава.

Василий послал новгородцам сказать: «Кланяюсь святой Софии и мужам новгородцам: слышал я, что Ярослав идет на Новгород со всею своею силою, Димитрий с переяславцами и Глеб с смолянами. Жаль мне своей отчины». Но Василий не ограничился одними сожалениями, он сам поехал в Орду и сказал хану, что новгородцы правы, а Ярослав виноват, и хан велел посланному в помощь Ярославу татарскому войску вернуться с дороги.

А новгородцы между тем построили острог возле города, все свое имущество вывезли из крепости, а когда у Новгорода появились передовые отряды Ярослава, то все горожане от мала до велика вышли с оружием в руках. Узнав об этом, Ярослав остановился в Русе и послал в Новгород свои мирные предложения: «Обещаюсь впредь не делать ничего того, за что на меня сердитесь, все князья в том за меня поручатся». Новгородский боярин Лазарь Моисеевич ответил: «Князь! Ты вздумал зло на святую Софию, так ступай: а мы изомрем честно за святую Софию. У нас князя нет, но с нами Бог и Правда и святая София, а тебя не хотим».

Новгородцы могли себе позволить так разговаривать с Ярославом – татары к нему на подмогу не приходили, а к Новгороду собралась вся волость. Псковичи, ладожане, корела, ижора, вожане – все пришли к устью Шелони и стояли неделю на броде, а войско Ярослава – на другом берегу реки. Но до драки дело не дошло, поскольку явился новый посредник – митрополит Кирилл прислал грамоту, в которой писал: «Мне поручил Бог архиепископию в Русской земле, вам надобно слушаться Бога и меня: крови не проливайте, а Ярослав не сделает вам ничего дурного, я за то ручаюсь. Если же вы крест целовали не держать его, то я за это принимаю епитимью на себя и отвечаю перед Богом».

Грамота эта подействовала: Ярослав снова послал к новгородцам с поклоном, новгородцы помирились с ним и опять посадили у себя княжить. Зимой Ярослав уехал во Владимир, а оттуда – в Орду. В Новгороде своим наместником он оставил боярина Андрея Вратиславовича, а в Пскове – литовского князька Айгуста. Видимо, князь псковский Довмонт (Тимофей) на какое-то время допустил до власти этого Айгуста.

Возвращаясь из Орды зимой 1271/1272 гг., Ярослав умер в дороге. Его тело доставили в Тверь. «Епископ Семен, игумени, и попы, певше, над ним обычные песни, и положиша его на Тфери в церкви святого Козмы и Демьяна» (Троицкая летопись). А в другом летописном сообщении епископ прямо обозначен как «Симеон Тферский». Эта летописная запись доказывает, что к тому времени в Твери был свой епископ.

Говоря о правлении великого князя Владимирского Ярослава, стоит отметить небольшую, но любопытную деталь. В 1408 г. правящий в Твери князь Иван Михайлович в ходе конфликта с Москвой обращается к великому князю Московскому, утверждая, что его предок Ярослав Ярославич во время своего семилетнего великого княжения вырастил малолетнего сына Александра Невского Даниила и управлял его Московским уделом через своих служилых людей.

Современные историки спорят, когда Даниил Александрович, младший сын Александра Невского, получил в удел Московское княжество – то ли в 1263 г. в возрасте двух лет, то ли в 1277 г. в возрасте 16 лет. В любом случае 7 лет тверской князь Ярослав с помощью своих наместников непосредственно управлял Москвой.

После смерти Ярослава Ярославича владимирский престол занимал в полном соответствии с русским правом последний из оставшихся в живых Ярославичей 31-летний костромской князь Василий Квашня. А в Твери стал князем старший сын Ярослава Ярославича Святослав.

Вскоре в Новгород одновременно прибыли послы Василия Ярославича и его племянника, переяславского князя Дмитрия Александровича. Оба князя метили в князья новгородские. Вече выбрало Дмитрия. Дело в том, что все Ярославичи, включая Невского, ездили в Новгород не столько «оборонять землю Русскую» от злых шведов и немцев и не для объединения русских земель, а в основном «за бабками». Благодетель Василий запросил слишком много, и его послали.

Великий князь Василий обиделся на вольный Новгород, а главное, деньги ему были нужны позарез. И Василий позвал в союзники нового тверского князя Святослава Ярославича. Оба князя призвали к себе татарское войско. Во главе отряда, шедшего с Василием, стоял великий баскак Амраган. Кроме того, в костромском войске был зять Василия Ярославича татарин князь Айдар.

В Твери и Костроме были ограблены и брошены за решетку новгородские купцы. Войска Василия и Святослава, двигавшиеся порознь, вторглись в новгородские пределы. Василий взял Торжок. «Князь велики тферский Святослав Ярославич… иде с татары царевыми, и воеваша Новогородцкия власти: Волок, Бежичи, Вологду, и со многим полоном возвратишася во Тферь».[169]

Обратим внимание, Никоновская летопись подчеркивает: «татары царевы», то есть не отряды наемников, а регулярные войска золотоордынского хана.

«Смутишася новгородцы, – говорится далее в Никоновской летописи, – и бысть страх и трепет на них, глаголюще: «Отьвсюду намъ горе! Се князь велики володимерский, а се князь велики тферский, а се великий баскак царев [ханский. – А.Ш.] с татары и вся Низовская [Суздальская. – А.Ш.] земля на нас».

В августе 1273 г. князю Дмитрию Александровичу пришлось покинуть Новгород и отправиться в родной Переяславль, а Новгород согласился на все условия Василия Ярославича.

В том же 1275 г. Менгу Тимур вызвал Василия Ярославича в Орду. Хан заявил, что Русь платит слишком малую дань, на что Василий возразил, что она соответствует последней переписи. Тогда Менгу Тимур приказал провести третью перепись на Руси. Прошла она быстро и, видимо, без сопротивления русского населения. Василий возвратился из Орды в 1276 г., а в январе 1277 г., тридцати пяти лет от роду, он умер, не оставив наследников. Похоронили князя Василия в своем городе Костроме.

Теперь правом на Великое княжество Владимирское обладали сыновья Александра Невского. Старший сын Василий уже умер, и в 1277 г. Великое княжество Владимирское в законном порядке перешло к следующему сыну Невского – переяславскому князю Дмитрию.

Новый великий князь Владимирский первым делом занялся Псковом и Новгородом, то есть тем же, чем начинали его предшественники. Новгородцы немедленно после смерти Василия признали Дмитрия Александровича своим князем. В 1279 г. он, по словам летописца, выпросил у новгородцев позволения поставить для себя крепость Копорье, и в том же году деревянная крепость была готова. На следующий год Дмитрий опять поехал в Копорье вместе с посадником Михаилом и знатными новгородцами и заложил уже каменную крепость.

Но в 1281 г. новгородское вече выступило против Дмитрия. Поводом к ссоре послужила именно крепость Копорье. Нашему читателю, воспитанному на советских учебниках истории и фильме «Александр Невский», покажется непонятным, почему новгородцы воспротивились постройке крепости в ключевом пункте своей западной границы вблизи Финского залива. Действительно, крепость Копорье играла крайне важную роль в обороне Новгорода от немцев и шведов. Но «низовые» князья не только не хотели даром «защищать землю Русскую», но их не устраивали и нормальные выплаты, скажем, средние по Европе, где многие города платили за свою защиту местным феодалам. Владимирские князья поначалу соглашались на умеренные суммы, а потом начинали попросту грабить новгородцев и псковичей хуже всяких шведов и немцев.

Дмитрий немедленно собрал войско и двинулся на Новгород для расправы над недовольными. Переяславцы грабили и жгли новгородские волости. В итоге Господин Великий Новгород запросил мира и принял все условия Дмитрия.

Но тут в распрю между Новгородом и великим князем Владимирским встрял его младший брат Андрей Городецкий. Прозвище это Андрей получил давно, ведь удельным князем Городецким он стал сразу после смерти отца (Александра Невского), будучи еще ребенком 6–8 лет, а после смерти в 1276 г. бездетного князя Василия Ярославича Андрею удалось присоединить к своему уделу Кострому.

Историки, начиная с Соловьева, а особенно неуемные романисты, уверяют, что Андрея с братом поссорил костромской боярин Семен Тонилиевич. Семен ранее был воеводой у великого князя Василия Ярославича и воевал против Дмитрия. На мой взгляд, дело совсем не в боярине Семене. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – подмяв под себя Новгород и Псков, точнее, ограбив их, великий князь Владимирский получит огромные средства, на которые сможет подкупить татар и нанять большое войско. Понятно, что первой жертвой станет самый сильный вассал великого князя, то есть Андрей Городецкий.

И вот, узнав о нападении Дмитрия на Новгород, Андрей Городецкий с боярином Семеном срочно едет в Орду. Он привез богатые дары Менгу Тимуру и сумел настроить хана против брата. В итоге хан выдает Андрею ярлык на Великое княжество Владимирское и дает большое татарское войско. На мой взгляд, в передаче ярлыка Андрею (при том, что Дмитрий ничем не прогневал хана) решающую роль играл один фактор, не замеченный нашими историками. Дело в том, что в 1277–1278 гг. Андрей Александрович принял участие в походе Менгу Тимура на Кавказ в Осетию, а затем участвовал в карательных операциях в Булгарии. В ходе этих походов он сумел войти в доверие к хану и завязать приятельские отношения с князем Федором Ростиславичем Чермным, уже упомянутым ранее.

Чермный, живший тогда в Орде и бывший служилым князем у Менгу Тимура, не только поддержал перед ханом своего приятеля Андрея, но и возглавил один из татарских отрядов, отправившихся на Русь. К Андрею присоединились двадцатишестилетний князь Константин Борисович Ростовский[170] и стародубский князь Михаил, сын Ивана Всеволодовича Каши.

Андрей Городецкий со своей русско-татарской компанией в 1281 г. действовал в стиле Батыя и Неврюя. Джон Феннел писал: «Соединенные силы начали разорять и грабить Русскую землю. Районы Мурома, Переславля, Владимира, Юрьева Польского и Суздаля пострадали первыми. Затем войско двинулось на север, к району Ростова, а на западе дошло до Твери и Торжка, опустошив эти земли. Троицкий летописец, оставивший самое подробное описание этой, как он выражается, «первой рати Андрея» и сильно настроенный против Андрея, дает себе полную волю и нагнетает атмосферу ужаса, мучений и гибели, обрушивая поток довольно стертых клише: мужчин, женщин и детей убивают или угоняют в неволю; монахинь и попадей насилуют; города, деревни, монастыри и церкви разоряют; иконы, книги, драгоценные камни и церковные чаши (потиры) разграбляют; “и бяше велик страх и трепет на христианском роде”».[171]

Дмитрию пришлось бежать в Швецию. Но вскоре Дмитрий вернулся со шведскими наемниками. Он занял родной Переяславль, где начал собирать большое войско.

Андрей срочно покинул Новгород, прибыл во Владимир, а оттуда в Городец и вместе с любимым боярином Семеном Тонилиевичем отправился жаловаться в Орду к хану Туда Менгу (Тудаю), брату и приемнику Менгу Тимура. Андрей уверил хана, что Дмитрий не хочет повиноваться Золотой Орде и платить дань. Хан поверил и дал Дмитрию большое татарское войско.

В отсутствие Андрея тверской князь Святослав Ярославич и его племянник московский князь Даниил Александрович, младший брат Невского, соединившись с новгородской ратью, двинулись на Переяславль. Союзники сошлись с войском Дмитрия Александровича, но никто не решился на битву. Противники простояли друг против друга 5 дней, а затем заключили мир, условия которого до нас не дошли.

Через несколько недель появился и Андрей Городецкий с большой татарской ратью. И опять Дмитрий не рискнул биться с татарами, а предпочел бегство, на сей раз не к берегам Балтики, а к Черному морю. Шведские наемники хороши против своего брата – русского князя, а вот против татар лучше всего двинуть… татар.

В причерноморских степях кочевала огромная орда хана Ногая, уже давно вышедшая из повиновения Золотой Орды. Замечу, что к тому времени южнорусские удельные княжества Курское, Рыльское и Липецкое платили дань то сарайским ханам, то Ногаю и не подчинялись великим князьям владимирским.

Ногай «с честью» принял Дмитрия и дал ему большое войско. По приходе в 1284 г. на Русь ногайской рати Андрей струхнул и отказался от Великого княжества Владимирского. И великим князем вновь становится Дмитрий.

Внутренние распри помешали золотоордынскому хану Туда Менгу помочь Андрею в борьбе с Дмитрием и Ногаем.

Где-то между 1282-м и 1286 гг. умер великий князь Святослав Ярославич. В 1282 г. Святослав вел войну, а в 1286 г. при закладке соборного храма во имя Спаса Преображения в Твери присутствовали великий князь пятнадцатилетний Михаил Ярославич и его мать великая княгиня Ксения. Святослав же при этом не упоминается.

Михаил Ярославич родился в 1271 г. Понятно, что вместо него княжеством управляли мать и ближние бояре.

В 1286 г. на княжество напали литовцы и разграбили Олешну – волость тверского епископа. Тверская дружина вместе с дружинами окрестных городов напали на литовцев, разбили их и даже взяли в плен их князя Доманта. Чтобы обезопасить западные пределы Тверского княжества, была заново отстроена крепость в Зубцове.

В 1288 г. новый великий князь Владимирский Дмитрий Александрович нападает на Тверское княжество. Если верить летописи, «не восхотел Михаил Тверской покориться великому князю Дмитрию». Что это могло означать? Во всяком случае, претендовать на владимирский стол Михаил не имел оснований. Возможно, просто дядя пожелал согнать племянника с престола, надеясь, что легко справится с семнадцатилетним князем.

С Дмитрием Александровичем отправились в поход новгородцы, его братья Андрей Городецкий и Даниил Московский, а также Дмитрий Борисович Ростовский (его дочь была замужем за сыном Дмитрия Александровича Иваном). Великий князь Дмитрий со своими союзниками вошел в Тверское княжество и прошел до Кашина. Союзники простояли под Кашиным 9 дней, город так и не взяли, но зато «все пусто сотвориша». Затем они взяли Ксятин, разорили его и пошли к Твери.

Михаил Тверской вышел навстречу, но битва не состоялась. Князья разошлись, заключив мир, но неизвестно, на каких условиях. Видимо, тверской князь приравнял себя к другим князьям относительно великого князя Дмитрия Александровича.

Между тем в Орде началась «замятня». В 1287 г. хан Тудай Менгу (внук Батыя) был свергнут четырьмя своими племянниками, внуками Тутукана. Новым ханом стал Талабуга, или Телебуга, как его звали на Руси. Но Ногай поддержал другого конкурента – Тохту (Токтая, Токтагу), сына Менгу Тимура. В 1291 г. они свергли Талабугу, и ханом Золотой Орды стал Тохта.

В 1292 г. Михаил Ярославич отправился в Орду. В том же году с жалобами на великого князя Дмитрия в Одру направилась целая группа князей: Андрей Городецкий, Дмитрий Ростовский с сыном и братом Константином Углицким, их двоюродный брат Михаил Глебович Белозерский, тесть последнего, Федор Ростиславич Ярославский с ростовским епископом Тарасием.

Хан Тохта, выслушав жалобы князей, хотел сначала вызвать в Орду Дмитрия, но потом раздумал и отправил на Русь большое войско под началом Дюденя (Тудана), которого новгородские летописцы называли братом хана Тохты.

Для начала татары, ведомые Андреем Городецким и Федором Чермным, взяли Владимир и разграбили Богородицкую церковь, а затем были разграблены и сожжены города Суздаль, Владимир, Муром, Юрьев Польский, Переяславль, Москва, Коломна, Можайск, Дмитров, Углич и Волок Ламский.

Из Москвы татары решили идти на Тверь. Город готовился к обороне, а тверской князь Михаил Ярославич, узнав о походе татар на Русь, немедленно отправился в Орду к хану (тут историки спорят – к Тохте или Ногаю, но достоверными данными ни одна сторона не располагает). Перед самым началом движения татар из Москвы в Тверь Михаил вернулся назад.

Далее произошло непонятное историкам событие – татары отказались от похода на Тверь. То ли Михаил предъявил им приказ хана оставить Тверь в покое, то ли татары испугались довольно сильной тверской рати – можно только гадать.

Союзники же – Андрей Городецкий и Федор Чермный – поделили между собой волости. Андрей взял себе Владимир и Новгород, а Федор – Переяславль, отправив сына Дмитрия Ивана в Кострому.

После ухода татар Дмитрий попытался пробраться из Пскова в Тверь, поскольку Михаил не нарушал с ним мира. Сам Дмитрий успел проехать в Тверь, но обоз его перехватил Андрей с новгородцами и их новым посадником Андреем Климовичем.

Дмитрий Александрович был вынужден просить мира у младшего брата. Андрей вернул Дмитрию его отчину Переяславль, ранее обещанную Андреем своему союзнику Федору Чермному. Наш святой Федор, вынужденный покинуть Переяславль, со злости велел сжечь город.

Но Дмитрию не суждено было увидеть родной Переяславль, в 1294 г. по дороге из Пскова, близ Волока Ламского, он умер. В Переяславль привезли лишь тело князя, которое было торжественно погребено. Переяславским же князем стал сын Дмитрия Александровича Иван.

В 1293–1294 гг. умер вернувшийся из Орды ростовский князь Дмитрий Борисович. На ростовский престол вступил его брат Константин Борисович. Первым его делом стала выдача замуж Анны и Василисы – дочерей Дмитрия Борисовича. На Василисе женился великий князь Владимирский Андрей Городецкий, а на Анне – Михаил Тверской.

Анна приехала в Тверь 8 ноября 1294 г. в день архангела Михаила – день ангела жениха. Ее сопровождали ростовские бояре, а у тверской заставы свадебный поезд встретили тверские бояре и повезли невесту к венцу. Здесь, в соборе, Михаил впервые увидел свою невесту.[172] Венчал Михаила и Анну епископ Андрей – второй епископ еще совсем новой, лишь в 70-х гг. XIII в. основанной Тверской епархии. Любопытно, что Андрей был этническим литовцем, сыном князя Горденя. В 1266 г. он был захвачен в плен князем Довмонтом Псковским, крестился и принял монашество. В 1290 г. Андрей был назначен на Тверскую кафедру киевским митрополитом Максимом из игуменов тверского монастыря на реке Шоше.

Но дела брачные не мешали Михаилу вести и дела бранные, ведь усобица между сыновьями Александра Невского продолжалась.

Победа в войне и смерть Дмитрия Александровича не упрочили власть великого князя Владимирского Андрея. Михаил Тверской, Даниил Московский и Иван Переяславский заключили против него союз. Андрей в 1295 г. побежал жаловаться в Орду. На сей раз Тохта не дал ему войска – в конце концов, нельзя же каждый год резать русских! Вырежут всех, кто тогда дань платить будет? И Тохта отправил с Андреем своего полномочного посла Олексу Неврюя, а заодно и сарайского епископа Измаила. (Еще одни ханские уши?)

И вот в 1296 г. во Владимире был созван «съезд всем князьям русским» в присутствии ханского посла. Летописи описывают его так, как будто это было сражение: «и сташа супротиву себе, со единои строны князь великии Андреи, князь Феодор Чермный Яросласкыи Ростославич, князь Костянтин Ростовьскый со единого, а с другою сторону противу сташа князь Данило Александрович Московскыи брат его [двоюродный. – А.Ш.] князь Михайло Ярославич Тферскыи, да с ними переяславци с единого».

Князья не доверяли друг другу и прибыли с дружинами. В результате были обнажены мечи. С большим трудом два епископа – владимирский Семеон и сарайский Измаил – разняли князей. Замечу, что из пятерых драчунов трое позже оказались святыми. Святой Федор Чермный выступил против не менее святых Даниила Московского и Михаила Тверского. В конце концов во Владимире было решено, что Переяславль останется вотчиной Ивана Дмитриевича.

Андрей Городецкий не был удовлетворен решением Владимирского съезда. Он надумал напасть на Переяславль, воспользовавшись отъездом Ивана Дмитриевича в Орду. Но рати Даниила Московского и Михаила Тверского остановили Андрея у Юрьева Польского, и обе стороны, проявив традиционное нежелание сражаться без поддержки татар, заключили мир и подтвердили решения Владимирского съезда.

В это же время положение Андрея в Новгороде было существенно ослаблено договором, заключенным между Тверью и Новгородом. Согласно условиям договора, Новгород должен был помогать Твери, «аже будеть тягота… от Андрея, или от татарина, или от иного кого», то есть если Андрей или татары нападут на Тверь. Михаил же обязался помочь, «кде будеть обида Новугороду». Тут стоит отметить, что Михаил Тверской назвал в качестве своих союзников («один есмь с…») своего старшего двоюродного брата Даниила Московского и Ивана Дмитриевича Переяславского.

В 1300 г. (1301 г.) в городе Дмитрове состоялся новый княжеский съезд. Андрей Городецкий и Даниил Московский уладили свои отношения, зато рассорились Иван Переяславский и Михаил Тверской. С этого времени Михаил Ярославич стал союзником Андрея Городецкого.

15 мая 1302 г. произошло событие, важное по своим последствиям и подавшее непосредственно повод к новым склокам между князьями. Переяславский князь Иван Дмитриевич умер бездетным. Кому же должна была достаться его отчина – старший удел наследников Ярослава Всеволодовича? По старинке великий князь должен был распорядиться этой родовой собственностью по общему совету со всеми родичами, то есть по древнерусскому выражению «сделать с ними ряд». Но теперь князья северо-восточной Руси смотрели на свой удел как на частную собственность и считали себя вправе завещать свою собственность кому захотят. Вот и Иван Дмитриевич завещал Ярославль мимо старшего дяди Андрея младшему – Даниилу Московскому.

Итак, готовится новая усобица с участием татар. Но 4 марта 1303 г. на 42-м году жизни умирает Даниил Московский, а в следующем 1304 г. умирает великий князь Владимирский Андрей Александрович Городецкий – последний из сыновей Александра Невского.

Новым Московским князем стал старший сын Даниила Юрий. Андрей Городецкий имел двух сыновей, но старший Борис Костромской умер в 1303 г. бездетным, а младший Михаил в 1304 г. стал городецким князем, но к владимирскому престолу не рвался и умер бездетным в 1310 г. или 1311 г. Таким образом, единственным законным претендентом на великое княжество владимирское остался Михаил Тверской.

Священное право Михаила не оспаривалось ни одним нашим историком, но, как писал А.В. Соколов: «К несчастью, в бедственное время для Отечества и самое неоспоримое право можно было предвосхитить силою, если не собственною, то татарскою, и опыт показал, что не всегда можно надеяться на правосудие ханов, которые часто пренебрегали правами законных наследников, отдавая первенство тому, кому захотят, по своему произволу».[173]

Примечателен факт, что великокняжеские бояре, как было сказано в летописи, сразу после смерти Андрея Городецкого отправились в Тверь. Вряд ли это были бояре из Городца, это были представители наиболее знатных фамилий, которые служили великому князю Владимирскому независимо от того, каким княжество он владел до занятия владимирского престола. Итак, на Руси все знали, кому быть великим князем.

Иначе думал лишь Юрий Московский. Его отец Даниил всю жизнь был союзником тверских князей. Но к концу жизни Даниил стал крайне агрессивен. Характерный пример – нападение на Рязанское княжество и аннексия Коломны.

Юрий Данилович начал свое княжение с захвата Можайска и навсегда поссорил Москву со Смоленским княжеством, которое прикрывало северо-восток Руси от литовской экспансии.

Услышав, что Михаил Тверской, по обычаю, поехал в Орду за ярлыком на великое княжение владимирское, Юрий засобирался туда же. Зачем он едет, ни у кого сомнений не было. В любом случае попытка московского князя незаконно взять ярлык на великое княжение владимирское привела бы к неисчислимым бедам русского народа. Даже в самом лучшем случае хан Золотой Орды устроил бы аукцион между соискателями ярлыка и дал ярлык тому, кто заплатит большую дань. Сарайские аукционы были скорее нормой, чем исключением для татарских ханов. В худшем же случае Русь ждала длительная усобица и нашествие татар.

Когда Юрий проезжал через Владимир, митрополит Максим и мать Михаила долго убеждали Юрия не ехать в Орду и не затевать новую усобицу на Руси. Максим ставил себя и тверскую княгиню Ксению, мать Михаила, «поруками», что Михаил даст ему волости, какие он захочет. Юрий же ответил: «Я иду в Орду так, по своим делам, а вовсе не искать великого княжения».

Юрий нагло врал, он твердо решил начать войну с двоюродным дядей. Для защиты Москвы он оставил четвертого брата Ивана (будущего Калиту), а третьего брата Бориса отправил для захвата Костромы. Но там сам Борис был схвачен тверскими боярами. Другой тверской отряд безуспешно пытался перехватить Юрия по пути в Орду.

Когда Юрий прибыл в Орду, татарские мурзы сказали ему: «Если ты дашь выходу (дани) больше князя Михаила Тверского, то мы дадим тебе великое княжение». И Юрий пообещал дать больше Михаила, но тот надбавил еще больше. После очередной надбавки Юрий сдался, и ярлык достался Михаилу. Ряд историков, как, например, Н.С. Борисов,[174] считают, что Юрий блефовал с самого начала, желая, чтобы Михаил согласился на непомерную дань Орде и тем вызвал гнев удельных князей и населения Руси. На мой взгляд, это слишком хитрая и опасная интрига. А вдруг Михаил, став великим князем Владимирским, взял бы татарское войско и пошел бы громить Московское княжество, выправив на московитах ту непомерную дань, на которую их же князь и напросился?

Но в любом случае князь Юрий представляется отменным негодяем, стремящимся обложить как можно большей данью свой народ.

Сразу же после получения Михаилом Тверским ярлыка на великое княжение владимирское возник спор о статусе Переяславского княжества.

15 мая 1302 г. умер племянник Даниила Московского бездетный переяславский князь Иван Дмитриевич. После этого великий князь Андрей послал в Переяславль своих наместников, а сам осенью того же года отправился в Орду за ярлыком на Переяславское княжество. Но в конце 1302 г. Переяславль незаконно был занят Даниилом. Это было нарушением прав великого князя, под чью власть должны были по традиции отходить выморочные княжества.

Естественно, что Михаил решил восстановить справедливость. К Переяславлю было послано тверское войско под начальством боярина Акинфа, который раньше был боярином великого князя Андрея Александровича Городецкого, но после смерти последнего перешел в Москву. Но вскоре Акинф поссорился с боярином Родионом Несторовичем и, не найдя поддержки у князя Юрия, уехал в Тверь.

Несколько слов стоит сказать о Родионе Несторовиче. Историк С.М. Соловьев называет его киевским боярином, который летом 1294–1297 гг. пришел на службу к Даниилу Московскому с 1700 дружинниками. Другие историки считают его черниговским или брянским боярином. При этом цифра 1700 дружинников под его начальством мне кажется непомерно большой. Так или иначе, но Родион бежал из юго-западной Руси. Замечу, что оттуда бежали не только бояре, но и князья, митрополиты, настоятели монастырей и др. Причем бежали не потому, что их жизни грозила опасность или их кто заставлял отречься от веры православной. Бежали они из разоренных мест на более хлебные, или, как сейчас говорится, – «за длинным рублем». Москва с охотой принимала беглецов и создавала им гораздо лучшие условия по сравнению с другими княжествами северо-западной Руси.

В московской дружине таких Родионов было много. Другой вопрос, что доподлинных сведений о них почти нет. Так, например, легенда о прибытии в конце XIII в. на службу в Москву из Прусс некого рыцаря Гланда Комбилы Дивонтовича на 99 % вранье, но тем не менее она отражает общую тенденцию приезда в Москву значительного числа бояр из других областей и, видимо, не только с юго-западной Руси, но и из Новгорода, и даже из Тевтонского ордена.

Но вернемся к походу боярина Акинфа на Переяславль. Город был осажден тверичами. Руководил защитой младший брат московского князя Иван, которому тогда было 21–23 года. После трех дней осады Иван пошел на вылазку и был разбит. Но в решающий момент с тыла на тверичей ударило свежее войско, которое привел из Москвы боярин Родион Несторович. Родион собственноручно убил Акинфа, насадил его голову на копье и поднес князю Ивану со словами: «Вот, господин, твоего изменника, а моего местника голова!»

Естественно, что великий князь Владимирский Михаил не мог оставить без внимания агрессивные действия московского князя, и зимой 1305/06 гг. его войско осадило Москву. Через несколько дней был заключен мир, условия которого до нас не дошли. Но судя по всему, Юрию пришлось несколько умерить свой аппетит, и Переяславль был возвращен Великому княжеству Владимирскому.

В 1306 г., а по другим данным, зимой 1306/07 гг. князь Юрий устроил в Москве публичную казнь рязанского князя Константина Романовича. Как уже говорилось, еще в 1301 г. Даниил Московский внезапно напал на Рязань и взял в плен князя Константина.

Но вот Юрий решил по неведомым причинам убить пленника, причем, по некоторым данным, роль палача исполнил сам московский князь. Как гласит летопись: «Братия же Юрия Московского – князья Александр и Борис Даниловичи, находя казнь единокровного им князя Рязанского сурову, пришед к брату, говорили ему, что он неприличное и ужас наводящее дело затеял, и бысть речи многи и ссора велия между братий; князь Юрий же разгневался сильно на братий своих, и они, опасаясь гнева его, отъехали от него с Москвы к князю великому Михаилу Ярославичу Владимирскому и Тверскому. Услыша князь Василий Константинович Рязанские убиение отца своего на Москве, печалился зело и после ко князю великому Михаилу Ярославичу Владимирскому и Тверскому с жалобою и просить управы на князя Юрия Московского. Князь великий Михаил обещал князю Рязанскому управу и помощь противу князя Московского, но отлагал оныя, дондеже возвратится из Новаграда».

Тогда Василий Рязанский отправился с жалобой в последнюю инстанцию – в Орду. Но тут Юрий отправил в Орду очередную сумму денег, и хан Тохта, испытывавший острый финансовый кризис, приказал в 1308 г. казнить Василия Константиновича, нечего, мол, по таким пустякам хана беспокоить.

В 1307 г. Михаил Тверской едет в Новгород. Новгородцы признали его своим князем сразу после получения Михаилом ярлыка на великое княжение владимирское, но до 1307 г. Новгород управлялся тверскими наместниками. Михаилу пришлось решать много спорных вопросов с новгородскими боярами. В первую очередь это касалось размежевания новгородских и тверских земель и собственности князя в самом Господине Великом Новгороде.

А теперь нам придется от большой политики перейти к делам церковным, поскольку в последующие годы церковь активно вмешивается в борьбу за Великое княжество Владимирское.

6 декабря 1305 г. митрополит Максим умер во Владимире. Великий князь Владимирский Михаил Тверской и слышать не захотел о каком-то Киеве и приказал похоронить Максима во Владимире. Так Максим стал первым митрополитом, погребенным в северо-западной Руси, а не в Киеве.

Сразу же после смерти Максима игумен Геронтий приступил к исполнению обязанностей митрополита. Разумеется, сделать это Геронтий мог только с санкции Михаила Тверского. Видимо, в связи с нестабильной ситуацией на Руси Геронтий не сразу отправился в Царьград для рукоположения в митрополиты, а почти два года пробыл во Владимире.

Зато галицкий король Юрий Львович, который был крайне недоволен постоянным пребыванием митрополита всея Руси в далеком Владимире, оперативно отправил к константинопольскому патриарху своего кандидата. Им стал игумен Спасского монастыря (на реке Рате близ Львова) Петр Ратский.

Юрий отправил патриарху хорошую «милостыню», и Афанасий рукоположил Петра митрополитом. И лишь спустя некоторое время в Царьграде объявился Геронтий. Позже церковные авторы будут утверждать, что Петр спокойно доплыл до Босфора, а судно Геронтия попало в сильную бурю и его долго носило по всему Черному морю.

Так или иначе, но Афанасию было уже неудобно переназначать митрополита всея Руси, и патриарх, не мудрствуя лукаво, заявил: «Не достоит миряном избрания святительския творити». Затем патриарх взял у Геронтия святительские одежды, пастырский жезл и икону.

Поначалу Петр Ратский решил, как ему и было предписано патриархом, осесть в Киеве, но по заведенному митрополитом Киприаном обычаю ему пришлось еще поехать на утверждение в Орду. Золотоордынский хан Тохта 12 апреля 1308 г., а по другим источникам 21 апреля 1309 г., выдал Петру ярлык. В ярлыке, в частности, говорилось: «А как ты во Владимире сядешь, то будешь Богу молиться за нас и за потомков наших». Позже новый хан Узбек даст митрополиту Петру новый ярлык, где будет добавлено, что митрополит Петр управляет своими людьми и судит их во всяких делах, не исключая и уголовных, что все церковные люди должны повиноваться ему под страхом гнева Великого хана.

Из Орды митрополит Петр едет во Владимир (на Клязьме) и остается в северо-восточной Руси на постоянное жительство. В 1310 г. он едет в Брянск мирить местных князей. Миссия митрополита закончилась неудачей, и в том же 1310 г. он отправился в Переяславль-Залесский на собор, где должны были судить его самого. Естественно, ни великому князю Владимирскому Михаилу, ни владимирскому и тверскому клиру не понравился какой-то святоша из-под Львова. Против Петра выдвинули обвинение в симонии,[175] освящении браков между близкими родственниками и т. д. Собору благоприятствовало, что благосклонный к Петру константинопольский патриарх Афанасий умер и на его месте был уже Нифонт. По сему поводу великий князь Владимирский Михаил и патриарх Нифонт вступили в переписку, и патриарх прислал своего клирика для участия в суде.

На соборе в Переяславле великий князь Владимирский Михаил благоразумно отсутствовал, а главным обвинителем был тверской епископ Андрей, сын литовского князя Герденя. Тем не менее Петру удалось оправдаться. Почти все историки считают, что это было делом рук Юрия Московского. И действительно, московский клир безоговорочно подчинялся князю, а главное, у Юрия были деньги. Возможно, что и многие нейтральные иерархи не хотели выносить сора из избы, имея и свои рыльца в пушку.

Оправдание Петра стало большой неудачей для Михаила – был серьезно подорван престиж великого князя, а главное, Михаил нажил себе смертельного врага, а московские князя получили первого «замполита».

«Замполит» Петр признал вполне законным захват Москвой Коломны и убийство в Москве рязанского князя. Ну что ж, почему же тогда великому князю Владимирскому и Тверскому не занять другой стратегический пункт на окском и волжском путях – Нижний Новгород?

После смерти великого князя Андрея Александровича Нижним Новгородом продолжали править его бояре. Однако в 1305 г. эти бояре «были избиты черными людьми» Нижнего Новгорода. В конце концов Михаил Тверской решает навести порядок в городе и в 1311 г. отправляет туда рать под началом своего двенадцатилетнего сына Дмитрия. Сам же Михаил остался дома. Тверское войско дошло до Владимира, и тут навстречу ему двинулся с крестным ходом «московский замполит». Он остановил князя Дмитрия и «не благослови его Петр митрополит столом». Дмитрий простоял три недели во Владимире, «биа челом Петру митрополиту, да его разрешитъ». Святитель «разрешил»[176] его, и князь, распустив свое войско, вернулся домой.

В 1312 г. новгородцы чем-то прогневали великого князя Михаила Ярославича, и он пошел на них ратью. Возможно, Михаил был недоволен сменой своего сторонника посадника Михаила Павшинича.

Михаил вывел своих наместников из Новгорода и не пустил «обилья в Новъгород», занял Торжок, Бежичи и всю тамошнюю волость. Остановка обозов с хлебом всегда была ударом для Новгорода, тем более теперь, поскольку в 1311 г. Новгород был опустошен пожаром. В такой ситуации новгородцы, несмотря на весеннюю распутицу, послали владыку Давыда в Тверь.

Давыд и Михаил Ярославич в Городке на Волге заключили мир, по которому Новгород обязывался заплатить Михаилу 1500 гривен серебром, а Михаил за это «ворота отвори», то есть пропустил обозы, шедшие в Новгород, а затем вернул туда своих наместников.

От дел новгородских вновь перейдем к делам церковным. Сразу же после собора Петр начал укреплять свою власть и вести интриги против великого князя Владимирского. Естественно, что Петр провел основательную чистку среди иерархов церкви. В 1312 г. им был снят сарайский епископ Измаил и заменен подручником Варсонием. В результате Петр получил независимый канал связи и агента влияния при дворе хана. Ростовский епископ Симеон был отправлен в монастырь, а его место занял архимандрит ярославского Спасского монастыря Прохор. В 1316 г. был лишен сана тверской епископ Андрей и сослан в монастырь, а на его место был поставлен Варсунофий. Подобная участь постигла и других клириков, не желавших быть пешками в игре Петра Ратского и Юрия Московского.

Любопытный нюанс, в связи с обвинением митрополита Петра византийский патриарх Нифонт отправил специальное послание, адресованное «великому князю Михаилу всея Руси». Надо полагать, что патриарх Нифонт титуловал великого князя в своем обращении не произвольно, а с учетом титула, принятого самим Михаилом.

В одном греческом источнике, исторических выдержках из трудов современника императора Андроника II Палеолога (1282–1327) Максима Плануды сказано, что Михаил Ярославич в качестве «Basileus ton Rhos» («Царя росов») направил посольство к византийскому императору. Хотя неясно, какое русское обозначение было переведено здесь византийским императорским титулом. В выдержках из Плануды употребляется и титул более низкого ранга «Archon ton Rhos» («господин, князь росов»).

«В третьем источнике, «Написании» монаха Акиндина, схожая претензия на более высокий ранг хотя и не выдвигается самим великим князем, но все же увязывается с ним: Акиндин обращается «(к) Богомъ съхраненому и благочестивому и благочестия держателю, великому князю Михаилу и честному самодержьцю рускаго настолования».

Акиндин пишет Михаилу Ярославичу: «(Ты) царь еси, господине княже, въ своей земли…»

Монах сближает тем самым положение Михаила с положением византийского императора. Это неудивительно, поскольку цель Акиндина – добиться низложения Петра: право надзора светского властелина над церковью принадлежало к традиционным элементам византийской государственной идеологии. После переяславского съезда уже нельзя было ожидать принятия мер против Петра со стороны патриарха, поэтому оставался лишь один путь, на который и указывал Акиндин. Последняя из цитированных формулировок поразительным образом схожа с притязаниями «rex est imperator in regno suo» («король – император в своем королевстве»), выдвигаемыми западноевропейскими королями против претензий на верховную власть со стороны императоров Священной Римской империи еще со времен Генриха II Английского (1154–1189 гг.). Михаил Ярославич Тверской не был, однако, русским Генрихом II, а митрополит Петр – русским Фомой Бекетом.

Великий князь вся Руси, басилевс, самодержец и царь – эта тенденция к повышению ранга власти великого князя Михаила Ярославича обозначается в приведенных источниках со всей очевидностью».[177]

В 1313 г. на золотоордынский престол взошел хан Узбек. По сему поводу в Орду за ярлыками отправились Михаил Тверской и митрополит Петр. Причем Петр, получив ярлык на митрополию, вернулся во Владимир в том же 1313 г., а Михаил задержался почти на два года.

В 1314 г. местное население Корелы (чухонцы) вырезали русских и впустили в город шведов.

В Новгороде тверской наместник Федор быстро собрал войско и пошел на Корелу. Теперь те же чухонцы без боя открыли ворота новгородцам и выдали им как шведский гарнизон, так и заводчиков резни 1314 г. Федор, не мудрствуя лукаво, пустил в расход и шведов, и «переветников».

Но пока Федор бил шведов, к Новгороду подошло войско князя Федора Ржевского, нанятого Москвой. Федор Ржевский арестовал остававшихся в Новгороде тверских чиновников и, пополнив свое войско новгородской вольницей, двинулся на Волгу грабить Тверское княжество. Наперехват Ржевскому вышел Дмитрий (шестнадцатилетний сын великого князя Владимирского Михаила) с тверской ратью. Но до битвы дело не дошло. Простояв 6 недель, до морозов, на разных берегах Волги, новгородцы заключили мир с Дмитрием. В договоре было зафиксировано старинное право Новгорода принимать к себе и высылать князей только по решению веча, безо всяких разрешений со стороны великого князя Владимирского.

Новгородцы взяли к себе князем Юрия Московского «по всей воле новгородской». Последнее означало, что брать надо по чину, скажем, по среднеевропейским расценкам, а Михаил Тверской только весной 1312 г. собрал с Новгорода полторы тысячи гривен серебра.

Зимой 1314/15 гг. Юрий Московский приехал в Новгород со своим младшим братом Афанасием, которого он и оставил в Новгороде. Однако вылазка Юрия в Новгород вызвала жалобу хану Михаила, который в то время находился в Орде. Юрий был вызван в Орду, куда и прибыл летом 1315 г.

Наконец хан Узбек выдал ярлык на великое княжение владимирское Михаилу. Судя по всему, Михаил нажаловался ему на новгородцев и на Юрия Московского. «Хан отпустил в 1315 г. с Михаилом на Русь не только своих послов, но и Татарское войско на Новгород. Юрия же Узбек позвал в Орду. Хан мог звать Юрия не только по жалобе Михаила, но также и по своему неудовольствию на него».[178]

Михаил с тверским войском и татарскими отрядами отправляется к Новгороду.

В Новгороде собралось вече, кончившееся дракой – богатые стояли за Москву, а бедные – за Тверь. В итоге московский князь Афанасий Данилович и его помощник Федор Ржевский выступили из Новгорода на помощь Торжку «с новгородскими бояры без черных людей».

Шесть недель стоял князь Афанасий с новгородцами в Торжке, ожидая подхода противника, а 10 февраля 1316 г. у стен Торжка началось сражение. В Новгородской летописи о нем сказано: «Тогда же поиде князь Михаило со всею Низовьскою землею и с татары к Торжуц; новгородци же с князем Афанасьем и с новоторжци изидоша противу на поле. Бысть же то попущением Божием: съступившема бо ся полком обеима, бысть сеча зла, и створися немало зла, избиша много добрых муж и бояр новгородскых… и купец добрых много, а иных новгородцев и новоторжцев Бог весть; а инии остаток вбегоша в город и затворишася в городе с князем Афанасьем».

Посланник Михаила заявил осажденным: «Выдайте мне Афанасия и Федора Ржевского, так я с вами мир заключу». На это новгородцы ответили: «Не выдаем Афанасия, но помрем все честно за святую Софию». Тогда Михаил потребовал выдать хотя бы одного Федора Ржевского. Новгородцы и на это не согласились поначалу, но потом были вынуждены выдать Федора, да еще заплатили Михаилу 50 тысяч гривен серебра и заключили мир.

Позже Михаилу удалось схватить Афанасия Даниловича и часть новгородских бояр и отправить их в Тверь заложниками. В Новгороде был выбран новый посадник из предложенных великим князем Владимирским кандидатур.

А пока Михаил Тверской разбирался с новгородцами, Юрий Московский жил в Орде. Большие подношения хану и раболепство князя Юрия вызвали благосклонность Узбека. Хан предложил князю руку своей сестры Кончаке, Юрий немедленно согласился. Куда делась его первая жена, родившая ему дочь Софью, неизвестно. Скорее всего ее быстренько сплавили в монастырь. В субботу, 5 февраля 1317 г., Кончаке крестили и дали имя Агафья, а на следующий день, в «неделю мясопустную», обвенчали с князем Юрием.

Замечу, что царские и советские историки в событиях 1317 г. тщательно обходили деятельность сарайского епископа Варсония, ставленника митрополита Петра. И для Петра, и для Варсония торжество Михаила означало бы конец церковной карьеры и монастырь, куда они упекли многих своих противников.

Летом 1317 г. князь Юрий с новой женой и татарским отрядом некоего Кавгадыя вернулся на Русь. Кроме того, ханский посол отправился в Новгород поднимать его жителей против великого князя Владимирского. Однако новгородцам надоела война, и они решили держать строгий нейтралитет.

А тем временем Юрий со своей дружиной и татарами Кавгадыя двинулся вверх по Волге. Михаил собрал тверскую дружину и дружины союзных князей и вышел навстречу Юрию. Рати сошлись у Костромы. Михаил стал на правом берегу Волги, а Юрий – на левом. Однако обе стороны не спешили начинать битву. Видимо, Юрий опасался превосходящих сил Михаила, а тот не хотел драться с татарами. Стороны вступили в переговоры и заключили договор, текст которого до нас не дошел. С.М. Соловьев писал: «По одним известиям, Юрий уступил великое княжение Михаилу, по другим, наоборот, – Михаил уступил его Юрию. Как бы то ни было, дело этим не кончилось; Михаил, возвратясь в Тверь, стал укреплять этот город, ожидая, как видно, к себе врага, и действительно, Юрий остался в Костроме, собирая отовсюду войска».[179]

Юрий решил заручиться поддержкой Новгорода и получить оттуда если не войско, то по крайней мере деньги. Поэтому он отправил в Новгород своего брата Ивана Калиту и татарского вельможу Телебугу (Талабугу). Новгородской верхушке пришлись по нраву речи Калиты и Телебуги. Они дали денег, а новгородское войско сосредоточилось у Торжка на границе Тверского княжества.

17 сентября 1317 г., в субботу, над Тверью появилось странное, пугающее знамение. Вот как это описывает летописец: «Тои же осени бысть знамение на небеси, месяца сентября, в день субботний до обеда: круг над градом на Тверью, мало не съступился на полнощь, имея три лучи: два на восток, а третий на запад». Перепуганные жители ждали беды. Но князь Михаил не испугался, а продолжал собирать войска.

С наступлением первых морозов Юрий со своей дружиной и татарами двинулся из Костромы на Тверь через Ростов, Переяславль, Дмитров и Клин. А новгородское войско вторглось в Тверское княжество с севера и начало грабить пограничные села. Михаил напал на новгородцев и разбил их. Потеряв около двухсот человек, те бежали.

Через несколько дней войска Юрия подошли к Твери. Михаил внезапно вывел дружину из города и стремительно атаковал московско-татарское войско. 22 декабря 1317 г. у села Бортенева в 40 верстах от Твери произошла «битва Великая». Михаил по политическим соображениям велел своим воеводам по возможности щадить татар, а основной удар нанести по москвичам. Москвичи не выдержали удара и кинулись бежать. Князь Юрий бросил жену и с «малой дружиной» ускакал в Торжок. Видимо, уносил ноги, не глядя.

Командир татарского отряда Кавгадый, увидев, что москвичи терпят поражение, также обратился в бегство. «А Кавгадый повеле дружине своей стяги поврещи, и неволею сам побежал в станы». А на следующий день Кавгадый прислал к Михаилу послов с предложением мира. Михаил послов принял ласково, а самого Кавгадыя пригласил в Тверь.

В Твери был устроен большой пир, где Кавгадый получил «на лапу», а сколько – летописи замалчивают. Но во всяком случае, Кавгадый дал Михаилу расписку о том, что он, Кавгадый, со товарищи «воевали бо есмя и власть твою без цесарева слова и повеления». В общем, бес, пардон, шайтан попутал бедных кавгадыевых татар. Затем Михаил еще раз одарил татар и «отпустил с честию».

Между тем Юрий собрал в Новгороде и Пскове войско и вновь пошел на Тверь. Причем новгородцев вел их «владыка» (то есть епископ) Давыд.

В январе 1318 г. тверское войско встретило противника у Синеевского брода через Волгу. Но по неясным причинам Михаил опять не атаковал врага, а предложил переговоры. В конце концов тверской князь отказался от власти над Новгородом и денонсировал прежний невыгодный новгородцам договор. Михаил и Юрий согласились перенести их спор о Великом княжестве Владимирском на суд хана Узбека. Оба князя целовали крест, что прекратят военные действия и поедут в Орду. С этим Михаил пропустил Юрия в Москву через свои земли и выпустил из тверской темницы «братью Юрьеву» – Бориса и Афанасия Даниловичей. В условия договора также входило освобождение бояр, взятых в плен вместе с Афанасием. Естественно, что Михаил пообещал освободить и жену московского князя Агафью, но, на беду Михаила и Твери, она умерла в плену. Промосковские летописцы утверждают, что Агафью отравили, но это явное вранье – зачем Михаилу повод для конфликта с ханом Узбеком.

Михаил отправил в Москву своего боярина Александра Марковича. Ехал тот с «посольством любви» к Юрию, но тот вдруг разыграл приступ ярости и приказал убить боярина. Теперь стало ясно, что Юрий ни перед чем не остановится, не только чтобы стать великим князем Владимирским, но и разорить Тверь. Теперь спор должен был решить ханский суд.

Еще зимой 1317/18 гг. Михаил Тверской отправил в Орду своего двенадцатилетнего сына Константина с боярами. Большинство историков объясняют медлительность князя необходимостью сбора средств на выплату дани и подарки хану и его приближенным.

Лишь 1 августа 1318 г. Михаил выехал из Твери. До Владимира его провожали сыновья Дмитрий и Александр, а там его ждал ханский посол Ахмыл, который велел князю срочно ехать в Орду: «Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в месяц. Если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом, сказал, что не бывать тебе в Орде».

Бояре Михаила стали просить его: «Один сын твой в Орде, пошли еще другого». Сыновья Михаила, Дмитрий и Александр, также говорили: «Батюшка! Не езди в Орду сам, но пошли кого-нибудь из нас, хану тебя оклеветали, подожди, пока гнев его пройдет». Но Михаил ответил: «Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы хочет. Не поеду, так вотчина моя вся будет опустошена, и множество христиан избито. После когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души».

Михаил предчувствовал свою гибель и во Владимире «дал ряд» своим сыновьям, то есть духовную грамоту. Далее я процитирую С.М. Соловьева, удачно составившего выжимки из летописи. «Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес подарки всем князьям ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил спокойно. Хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек вспомнил о деле и сказал князьям своим: «Вы мне говорили на князя Михаила: так рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват». Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где читали ему грамоты обвинительные: «Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские брал себе, хотел бежать к немцам с казною, и казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву отравил». Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и Кавгадыя; причем последний был вместе и обвинителем и судьею. В другой раз привели Михаила на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр, слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду и повели за ханом, который ехал на охоту; по ночам руки у Михаила забивали в колодки, и так как он постоянно читал Псалтырь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы. Орда остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: «Князь! Проводники и лошади готовы, беги в горы, спаси жизнь свою». Михаил отказался: «Если я один спасусь, – говорил он, – а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?» Уже двадцать четыре дня Михаил терпел всякую нужду, как однажды Кавгадый велел привести его на торг, созвал всех заимодавцев, велел поставить князя перед собою на колени, величался и говорил много досадных слов Михаилу, потом сказал ему: «Знай, Михайло! Таков ханский обычай: если хан рассердится на кого и из родственников своих, то также велит держать его в колодке, а потом, когда гнев минет, то возвращает ему прежнюю честь; так и тебя завтра или послезавтра освободят от всей этой тяжести, и в большей чести будешь»; после чего, обратясь к сторожам, прибавил: «Зачем не снимаете с него колоды?» Те отвечали: «Завтра или послезавтра снимем, как ты говоришь». «Ну по крайней мере поддержите колоду, чтоб не отдавила ему плеч», – сказал на это Кавгадый, и один из сторожей стал поддерживать колоду. Наругавшись таким образом над Михаилом, Кавгадый велел отвести его прочь; но тот захотел отдохнуть и велел отрокам своим подать себе стул; около него собралась большая толпа греков, немцев, литвы и руси; тогда один из приближенных сказал ему: «Господин князь! Видишь, сколько народа стоит и смотрит на позор твой, а прежде они слыхали, что ты был князем в земле своей; пошел бы ты в свою вежу». Михаил встал и пошел домой. С тех пор на глазах его были всегда слезы, потому что он предугадывал свою участь. Прошел еще день, и Михаил велел отпеть заутреню, часы, прочел со слезами правило к причащению, исповедался, призвал сына своего Константина, чтоб объявить ему последнюю свою волю, потом сказал: «Дайте мне Псалтырь, очень тяжело у меня на душе». Открыл псалом: «Сердце мое смутися во мне, и страх смертный прииде на мя». – «Что значит это псалом!» – спросил князь у священников; те, чтоб не смутить его еще больше, указали ему на другой псалом: «Возверзи на господа печаль свою, и той тя пропитает и не даст во веки смятения праведному». Когда Михаил перестал читать и согнул книгу, вдруг вскочил отрок в вежу, бледный, и едва мог выговорить: «Господин князь! Идут от хана Кавгадый и князь Юрий Данилович со множеством народа прямо к твоей веже!» Михаил тотчас встал и со вздохом сказал: «Знаю, зачем идут, убить меня»; и послал сына своего Константина к ханше. Юрий и Кавгадый отрядили к Михаилу в вежу убийц, а сами сошли с лошадей на торгу, потому что торг был близко от вежи на перелет камня. Убийцы вскочили в вежу, разогнали всех людей, схватили Михаила за колоду и ударили его об стену, так что вежа проломилась; несмотря на то, Михаил вскочил на ноги, но тогда бросилось на него множество убийц, повалили на землю и били пятами нещадно; наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож, ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце. Вежу разграбили русь и татары, тело мученика бросили нагое. Когда Юрию и Кавгадыю дали знать, что Михаил уже убит, то они приехали к телу, и Кавгадый с сердцем сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий велел своим прикрыть тело, потом положили его на доску, доску привязали к телеге и перевезли в город Маджары; здесь гости, знавшие покойника, хотели прикрыть его тело дорогими тканями и поставить в церкви, с честию, со свечами, но бояре московские не дали им и поглядеть на покойника и с бранью поставили его в хлеве за сторожами; из Маджар повезли тело в Русь, привезли в Москву и похоронили в Спасском монастыре. Из бояр и слуг Михайловых спаслись только те, которым удалось убежать к ханше; других же ограбили донага, били как злодеев и заковали в железа (1319 г.)».[180]

Я умышленно привел длинную цитату, дабы не быть обвиненным в предвзятости к московским «собирателям Руси». Я же обращу внимание на одну немаловажную деталь. В летописи подробно рассказывается о действиях всех лиц драмы – Михаила, Юрия, Узбека и Кавгадыя. А где же был сарайский «владыка» Варсоний? Он что, не мог «попечаловаться» перед ханом за Михаила или хотя бы устыдить Юрия за надругательство над обнаженным телом родственника. Увы, пришлось Кавгадыю пристыдить зарвавшегося князя.

В 1319 г. Юрий возвратился в Москву с ярлыком на великое княжение и привел с собой молодого князя тверского Константина с его боярами как своих пленников. Мать и братья Константина, узнав о смерти Михаила и погребении его в Москве, прислали просить Юрия, чтобы он позволил отвезти им тело в Тверь.

Но для Юрия даже труп – предмет торга. Он отправляет в Тверь ростовского епископа Прохора и князя Ярослава Стародубского, позвавших Александра Михайловича в Москву и в виде гарантии его безопасности целовавших крест.

Александр едет в Москву.[181]29 июня 1319 г. между Юрием Московским и Тверью был заключен мир. Братья Михайловичи признали Юрия великим князем Владимирским, и произошел обмен телами. Москва выдала останки князя Михаила, а Тверь – татарки Агафьи. Тринадцатилетний Константин Михайлович, привезенный Юрием из Орды, был задержан в Москве. Как только он достиг 14 лет, Юрий Данилович обвенчал его в Костроме (видимо, принудительно) со своей дочерью Софьей. Это тоже был способ давления на Тверь.

Затем Москва и Тверь на некоторое время занялись внутренними делами. Юрий Данилович отправил в Новгород своим наместником брата Афанасия. А в Твери, согласно воле покойного Михаила Ярославича, браться расселились по уделам. Старший сын Михаила Дмитрий получил тверской стол и земли вокруг Твери; второй сын, Александр, – южные земли Тверского княжества с городами Зубцов, Старица, Холм и Микулин; третий сын Константин получил обширные, но малонаселенные области на северо-западе с центром в городе Кашин.

Князь Тверской Дмитрий Михайлович в январе-феврале 1324 г. женился на Марии, дочери великого князя Литовского Гедимина.

В царских и советских учебниках истории утверждалось, что убийство Михаила Тверского в Орде было исторически оправдано и укрепило Русь перед татарской угрозой. Увы, все было с точностью до наоборот. Действия Юрия Московского привели к началу татарского беспредела, которого не было в конце XIII в. Татарские послы, может, и не послы, а так, «полевые командиры», зачастили на Русь для разных поборов. Замечу, что Юрий платил дань хану очень аккуратно. Так, под 6828 г. (1320 г.) Тверская летопись сообщает: «Тое же зимы приходил из Орды Бадера ко князю Юрью, и много пакости учини святым церквам и людям татбою в Володимире». То есть прибыли татары во главе с неким Бадерой в формальную столицу Руси Владимир и разгромили его ни с того ни с сего. В том же году в Ростове народ расправился с какими-то «злыми татарами», которые грабили население. В 1321 г. рогожский летописец повествует: «В лето 6829 на весне приездил в Кашин Гаянчар татарин с жидовином длъжником, много тягости учинил Кашину».[182]

Как видим, татары для выколачивания дани часто использовали лиц иудейского вероисповедания, раздражавших русских со времен Владимира Ясное Солнышко.

Осенью 1321 г. Юрий Данилович собрал в Переяславле войско и собрался «со всею силою Низовскою и Суздальскою» выступить на Тверь. Дмитрий Тверской вместе с братьями двинулся навстречу Юрию. Рати сошлись в районе города Кашина. Однако вместо сражения начались переговоры. В конце концов тверичи уступили и уплатили Юрию две тысячи рублей серебром. Что это были за деньги? Дань хану? Вероятность этого крайне мала. Не платить хану означало открыто порвать с Ордой, о чем Михайловичи тогда и не думали. Скорее всего татарин Гаянчар с «жидовином» не сумели до конца ограбить Кашин и позвали туда Юрия.

В середине марта 1322 г. Дмитрий Михайлович едет из Твери в Орду жаловаться на беззакония Юрия. Между тем Иван Калита с 1318 г. безотлучно находился в Орде при хане Узбеке. И вот, как назло, весной 1322 г. хан посылает Ивана вместе с воеводой Ахмылом пограбить ярославские и ростовские земли. «Ахмылова рать» принесла много горя Руси, а московским князьям стоила ярлыка на великое княжение Владимирское. Дмитрий Михайлович в красках рассказал Узбеку о действиях Юрия и получил от него ярлык на Владимир.

Осенью 1322 г. Дмитрий садится во Владимире на престол своего отца Михаила Ярославича. В том же году Юрий собирает большую сумму денег и едет «качать права» в Орду. Путь его пролегал через Ростов, но близ устья реки Шексны на маленькой речке Урдоме московский князь попадает в тверскую засаду. Дружина Юрия разбита, а вся казна достается тверичам. Московский князь бежит, не разбирая дороги, и оказывается… в Пскове. Видимо, он готов был бежать и дальше – в Литву или в Орденские земли. Но Дмитрий Тверской почему-то не требует у Пскова выдачи беглого московского князя. Зато с запада Пскову начинают угрожать литовские рыцари. Принять начальство над псковской ратью Юрий отказался и уехал в Новгород. Тогда призвали из Литвы князя Давыда Гродненского, который сумел отразить нападение рыцарей.

Новгородские бояре отправили Юрия на весьма прибыльное дело – наказать жителей Устюга, отказавшихся платить дань Господину Великому Новгороду. А дань была очень велика и состояла в основном из ценнейших мехов, собранных на Северном Урале и в Зауралье. Зимой 1323/24 гг. Юрий с новгородским войском разорил Устюг. Теперь у него было, что везти в Орду. Причем на сей раз он поехал не через Владимиро-Суздальскую Русь, а новгородцы провели его северными окраинами своих земель к реке Каме, а оттуда по Каме и Волге Юрий добрался до Орды.

Узнав о появлении Юрия в Орде, Дмитрий Тверской немедленно отправился туда же. Он сказал братьям, что боится, что «самого яко отца моего оклеветают». Тверь была оставлена на среднего брата Александра.

И вот 21 ноября 1324 г. в Сарае Дмитрий встречает своего врага Юрия Московского. Инцидент произошел недалеко от сарайского кафедрального храма, куда оба князя направились для торжественного богослужения по случаю праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы.

Обратим внимание, это была шестая годовщина убийства отца Дмитрия в Орде, когда Юрий надругался над мертвым тверским князем. Тут Дмитрий допустил роковую ошибку, не сумев сдержать своих чувств. Он лично убил московского князя. Конечно, убил не так, как убили его отца. На шее князя Юрия не было колоды, зато на боку висела сабля. Это был честный поединок.

Случись такой поединок в Западной Европе, вряд ли король стал бы наказывать вассала – победителя, причем отомстившего за своего отца. Законы против дуэлянтов появятся в Европе спустя примерно 300 лет. Но увы, дело происходило в Орде, и хан Узбек не мог допустить такого своеволия. А вдруг и другие русские князья начнут вместо ханского суда решать дело на поединках? Тогда поездки в Орду сократятся и соответственно уменьшится ханский доход.

Узбек приказал взять Дмитрия под стражу. Но, видимо, хан понимал, что правда не на его стороне. Хан думал почти год, и Дмитрий был казнен лишь 15 сентября 1326 г., в день его рождения, когда князю исполнилось 27 лет.

А 23 февраля 1327 г. гроб с телом Юрия прибыл из Орды в Москву. Митрополит Петр немедленно объявил его… «мучеником за веру». Итак, татарский прихвостень, оказывается, пострадал за веру православную. Ну что же, Петр честно отрабатывал свой хлеб. Он формально числился митрополитом всея Руси, но давным-давно забросил дела Южной и Западной Руси. Мало того, когда Михаил Тверской ненадолго стал великим князем Владимирским, митрополит отказался ехать во Владимир и окончательно осел в Москве, то есть стал фактически тем, кем был с самого начала – придворным попом при московских князьях.

Но вернемся к хану Узбеку. После казни Дмитрия Узбек решил выдать ярлык на великое княжение Владимирское не брату «новомученика» Юрия Ивану Калите, а Александру – брату «злодея» Дмитрия.

Однако править Великим княжеством Владимирским Александру Тверскому пришлось недолго. Воспользовавшись борьбой за власть московских и тверских князей, татары совсем распоясались.

В 1327 г. в Тверь заявляется ханский посол по имени Шевкал (Чол-хан или Щелкан, как его называли русские летописи), двоюродный брат Узбека. С ним прибыло около тысячи татар. Расположились они в самом городе. Шевкал прогнал великого князя Александра из его дворца и стал сам там жить.

Вскоре по городу пошли слухи, что Шевкал сам хочет княжить в Твери, а своих татарских князей посадить княжить по другим русским городам, христиан же обратить в татарскую веру. Ходили слухи, что избиение тверичей намечено на Успеньев день. Слухи эти были скорее всего ложью, но татары своим поведением подтверждали их.

И вот рано утром 15 августа, в Успеньев день, дьякон Дудко повел «кобылу молодую и тучную» на водопой к Волге. Проходившим мимо татарам кобыла приглянулась, и они, по обычаю, отняли ее у дьякона и пошли дальше. Обиженный Дудко завопил: «О мужи тверские, не выдавайте!» «Мужи тверские» схватили кто топор, кто слегу и принялись бить грабителей. Тут подтянулись татарские всадники и начали рубить русских. Колокола ударили в набат, стар и млад взялись за оружие. Через пару часов уцелевшие татары вместе с Шевкалом удерживали лишь деревянный княжеский дворец, обнесенный тыном. Но тверичи подожгли терем. Сам Шевкал и большинство татар нашли свою смерть в огне. Разъяренный народ не щадил и вырвавшихся из пламени татар. Часть их сожгли на костре, а часть утопили в Волге.

Любопытно, что в битве с татарами отличился предок дворян Нащекиных. К тверскому князю Михаилу приехал на службу немецкий рыцарь. Его сын Дмитрий дрался в сенях княжеского дворца, не выпуская татар из огня. Татарская сабля изуродовала ему щеку, и стали звать Дмитрия Нащека. В тех сенях сгорел сам Шевкал.

Узнав о случившемся в Твери, жители ряда других русских городов перебили татарских и булгарских купцов, а имущество их разграбили.

Судя по летописным известиям, великий князь Александр Михайлович всеми силами старался удержать народ от нападения на шевкаловых татар, но после начала боя князь не бросил своих подданных и принял участие в уничтожении грабителей.

Истребление шевкаловых татар сильно обрадовало Ивана Калиту. Он немедленно поехал, а точнее, полетел в Орду, велев воеводам собирать московские полки. Обратно на Русь «собиратель земли Русской» возвращается с пятидесятитысячной татарской ордой. За отсутствием достоверных данных не буду фантазировать, то ли Узбек поставил Калиту главным воеводой, то ли он был проводником и советником при трех татарских воеводах: Федорчуке, Туралыке и Сюге. Кто такой Федорчук – историкам неизвестно, а я, повторяю, фантазировать не хочу, но имя-то явно славянское. Во всяком случае, это нашествие татар в русских летописях зафиксировано как «Федорчукова рать».

Великий князь Александр Михайлович прекрасно понимал, что с одним тверским войском бороться с пятьюдесятью тысячами татар и московским войском безнадежно, и отправился в Новгород, князем которого он был как великий князь Владимирский.

Но хитрый Калита заранее отправил своих послов в Новгород, чтобы настроить горожан против Александра. В итоге новгородцы отказали Александру Михайловичу, и ему пришлось уехать в Псков, а его младшие браться укрылись в крепости Ладога. Тут дело, конечно, не в каменных стенах Пскова и Ладоги, а в том, что оттуда было легко бежать дальше, к немцам, шведам или литовцам. Как видим, все тверские князья уцелели, зато русские земли подверглись изрядному опустошению.

Историк В.Н. Татищев, цитируя недошедшую до нас летопись, писал: «зане [потому что] не токмо имения выбираху, скоты и кони забирали, но жены и дсчери емлюсче по своей воле и держаху, елико хотяху, а кто поперекова [сопротивлялся], мучаху и убиваху».[183] От разгрома уцелели лишь Москва да Новгород. Московский князь вел татарские рати, а Новгород заплатил Федорчуку (или Калите?) две тысячи рублей серебром, а также множество «мягкой рухляди», то есть дорогих мехов.

В 1328 г. Иван Калита и тверской князь Константин Михайлович поехали в Орду. Хан Узбек дал ярлык на великое княжение Владимирское Калите,[184] а Константину Михайловичу – ярлык на Тверское княжество. Причем обоим князьям Узбек поставил условие немедленно найти и привезти в Орду князя Александра Михайловича.

Московский «замполит», он же митрополит Феогност[185] отлучил князя Александра от церкви.

И вот в Псков прибыли послы от князей Московского, Тверского и Суздальского и от новгородцев уговаривать Александра поехать в Орду к хану Узбеку. Послы от имени князей говорили: «Царь Узбек всем нам велел искать тебя и прислать к нему в Орду. Ступай к нему, чтоб нам всем не пострадать от него из-за тебя одного. Лучше тебе за всех пострадать, чем нам всем из-за тебя одного пустошить всю землю». Александр ответил: «Точно мне следует с терпением и любовию за всех страдать и не мстить за себя лукавым крамольникам. Но и вам недурно было бы друг за друга и брат за брата стоять, а татарам не выдавать и всем вместе противиться им, защищать Русскую землю и православное христианство».

Александр решил ехать в Орду, но псковичи не пустили его, говоря: «Не езди, господин, в Орду. Чтоб с тобою ни случилось, умрем, господин, с тобою на одном месте».

Тут я излагаю летописную версию. Но нельзя не обратить внимание на забавность ситуации. Самые сильные князья – Московский (он же великий князь Владимирский), Тверской, Суздальский, да еще Господин Великий Новгород просят беглого князя приехать в Орду. Да что у них, сил не было, чтобы надавить на Псков? Любой из перечисленных князей мог легко один расправиться с Псковом. Так что, желания не было? Ну допустим, Константин Михайлович не хотел ловить брата и посылать на казнь в Орду, но остальные-то с огромной радостью пограбили бы богатый Псков. Ларчик открывался просто. Александр Михайлович сел в Пскове «из руки великого литовского князя Гедимина».[186]

Воевать же с Великим княжеством Литовским из-за беглого тверского князя ни у Калиты, ни даже у Узбека желания не было, поэтому пришлось просить.

И вот тогда хитрый Иван Московский обратился за содействием к митрополиту Феогносту. Насколько похудела калита у Калиты, история умалчивает, но грек согласился и в марте 1329 г. приехал в Новгород. Нашелся и повод – участие в торжествах Соборного воскресенья. Оттуда Феогност прислал грамоту в Псков к Александру Михайловичу: езжай, мол, в Орду. Заметим, хороший церковный пастырь заставляет ехать православного князя в Орду на смерть, туда, где были зверски убиты его отец и брат. Причем вся вина князя заключалась лишь в том, что он защитил своих подданных от грабежа.

Александр Михайлович, естественно, отказался. Ситуацию опять спас «собиратель Руси». Даю слово С.М. Соловьеву: «Придумали другое средство, и придумал его Калита. По свидетельству псковского летописца: уговорили митрополита Феогноста проклясть и отлучить от церкви князя Александра и весь Псков, если они не исполнят требование князей. Средство подействовало, Александр сказал псковичам: «Братья мои и друзья мои! Не будь на вас проклятия ради меня; еду вон из вашего города и снимаю с вас крестное целование, только целуйте крест, что не выдадите княгини моей». Псковичи поцеловали крест и отпустили Александра в Литву, хотя очень горьки были им его проводы: тогда, говорит летописец, была во Пскове туга и печаль и молва многая по князе Александре, который добротою и любовию своею пришелся по сердцу псковичам».[187]

Александр прожил в Литве полтора года, а затем, когда опасность миновала, вернулся к жене в Псков, где его встретили радостно и посадили на княжение. Десять лет Александр спокойно княжил в Пскове, но сильно тосковал по родной Твери. Кроме того, князь был озабочен судьбой своих детей. В Пскове не было наследственного княжения, князей вече приглашало лишь на время, для обороны города, и вмешательство князя в административные и финансовые вопросы города-республики было минимальным. По словам летописца, Александр рассуждал так: «Если умру здесь, то что будет с детьми моими? Все знают, что я выбежал из княжества моего и умер на чужбине: так дети мои будут лишены своего княжества».

В 1336 г. Александр послал в Орду сына Федора, чтобы тот дознался, есть ли надежда умилостивить хана. Получив от сына положительные вести, на следующий год Александр сам поехал в Орду. Прибыв к Узбеку, Александр сказал ему: «Я сделал много зла тебе, но теперь пришел принять от тебя смерть или жизнь, будучи готов на все, что бог возвестит тебе». Хан, обращаясь к окружающим, произнес: «Князь Александр смиренною мудростию избавил себя от смерти», и позволил ему занять тверской престол. И князь Константин Михайлович был вынужден уступить княжение старшему брату.

Примирение Александра Михайловича с ханом крайне разозлило Ивана Калиту, и в 1339 г. он отправляется с двумя сыновьями в Орду с очередной кляузой на князя Александра. В чем состоял донос Калиты, историкам неизвестно, но вскоре Александр Михайлович получает ханский указ ехать в Орду.

Александр уже знал, что кто-то оклеветал его перед ханом, который опять очень сердит на него, и потому отправил вперед себя сына Федора, а за ним уже поехал и сам по первому зову из Орды. Федор встретил отца и объявил ему, что дела плохи. Прожив месяц в Орде, Александр узнал от своих татарских приятелей, что участь его решена. Хан уже приговорил его к смерти и назначил день казни. В этот день, 29 октября, Александр встал рано, помолился и, видя, что время проходит, послал к ханше за вестями. Затем сам сел на коня и поехал разузнать о своей участи. Все ему отвечали, что в этот день он должен сидеть и ждать смерти. Прибыв к себе, Александр узнал, что и от ханши пришла та же весть. Александр стал прощаться с сыновьями и боярами, сделал распоряжения насчет своего княжества, исповедовался, причастился. То же самое сделали сын его Федор и бояре, так как и они должны были умереть.

Ждали после этого недолго: вошли отроки с плачем и объявили о приближении убийц. Александр вышел сам к ним навстречу и был «рознят по составам» вместе с сыном.

Тверские бояре и слуги забрали тела своих князей и повезли на Русь. Во Владимире их встретил митрополит Феогност, а в Переяславле – епископ Ростовский и Феодор Тверской. Наконец тела князей привезли в Тверь и «положиша ихъ въ церкви Преображениа Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа».

Калита же еще раньше уехал из Орды «с великим пожалованием и с честию». Сыновья же его выехали из Орды уже после убийства Александра и прибыли в Москву, по словам летописца, «с великой радостию и веселием». Тверской стол перешел к брату Александра Константину.

После убийства Александра Иван Калита не преминул в очередной раз унизить Тверь, и по его приказу с колокольни главного собора города – Святого Спаса – был снят самый большой колокол и отправлен в Москву. В те времена подобная акция считалась страшным оскорблением.

Теперь Иван Калита мог безраздельно править Владимиро-Суздальской Русью и исправно собирать дань для Орды. И на 40 лет «наступила тишина великая, перестали татары воевать землю Русскую». Эта фраза промосковски настроенного летописца кочует из одного учебника истории в другой. Действительно, с 1328 г. по 1367 г. не отмечено больших походов татар на Русь, типа Дюденевой или Федорчуковой рати. Но представлять эти 40 лет безмятежным и мирным существованием Владимиро-Суздальской Руси более чем нелепо. Мелкие татарские набеги продолжались.

Да и вроде бы мирные люди – татарские послы – разоряли Русь не меньше, чем набеги. Малые татарские послы имели конвой от ста до пятисот всадников, а большие – от тысячи и более. Естественно, что кормилась вся эта орава за счет местного населения. Проезжает татарский посол через деревню, не снимет кто шапки и не поклонится – убьют, а то и всю деревню спалят. Да просто какому-нибудь нукеру приглянется лошадь – отберут, приглянется девка – за косу и поперек седла…

Ряд историков, в том числе Н.С. Борисов, пытаются объяснить, откуда у Калиты оказалось столько денег. Борисов утверждает, что-де Иван создал рациональную систему сбора налогов с населения, прекратил взяточничество и лихоимство чиновников, решительно боролся с разбойниками и т. д. Но, увы, никаких документальных подтверждений сия версия не имеет. Калита Ивана была толста лишь за счет невиданного ранее ограбления своих подданных, а также за счет новгородского рэкета.

Несколько слов стоит сказать и о посмертной истории великого князя Михаила Тверского. Почитание его как святого было начато в Твери почти сразу после захоронения его останков в соборе Архангела Михаила (кафедральный собор Твери). И уже в XIV в. была написана первая редакция «Жития святого Михаила Тверского».

Общерусская канонизация святого Михаила состоялась в 1547 г. по воле случая, когда царю Ивану Грозному в его походе на Казань необходим был новоявленный мученик, погибший в Орде.

В 1635 г. в Твери обветшалый кафедральный собор, построенный Михаилом Тверским, был капитально перестроен (по другим сведениям, построен заново). Рака с мощами святого Михаила была вскрыта, и архиепископ тверской Евфимий зафиксировал в связи с этим множество чудес.

18 мая 1919 г. большевики публично вскрыли раку святого Михаила. Под большим количеством покровов была обнаружена схима белого цвета, в которой находились беспорядочно лежащие кости и отдельно лежащий череп. Открытые мощи некоторое время показывались верующим, но были оставлены в соборе.

В 1935 г. мощи святого Михаила были вынесены деятелями из НКВД в неизвестном направлении, а сам собор разрушен.

Любопытно, что сейчас (в 2009 г.) десница (кисть руки) святого Михаила Тверского находится в храме апостолов Петра и Павла в Лефортово в Москве. Однако как она туда попала, никому из попов храма неведомо. Многие верующие из Твери считают, что мощи святого Михаила Тверского будут вновь обретены после постройки нового храма, посвященного святому Михаилу.

Супруга князя Михаила Ярославича Анна почти 20 лет участвовала в управлении Тверским княжеством, а затем постриглась в тверском женском Софийском монастыре под именем Софии. В 1364 г. Василий Михайлович, удельный князь Кашинский,[188] пригласил мать к себе в Кашин, где для нее был специально построен женский Успенский монастырь. Возможно, ее отъезд в Кашин был связан с эпидемией чумы в Твери в 1364 г.

Уже в Кашине монахиня Софья приняла схиму, и ей вернули прежнее имя Анна. В 1368 г. Анна умерла и вскоре стала местнопочитаемой святой Анной Кашинской.

Новый всплеск почитания князя Михаила Тверского как святого, так и исторического деятеля пришелся на конец 80-х гг. ХХ в.

Группа людей, объединившаяся в самостоятельное общество, поначалу создала при Отделе культуры города Твери группу «Бортенево», целью которой стали поиски места Бортеневской битвы Михаила Тверского. После нескольких лет работы, нескольких экспедиций, в том числе и археологических, группа пришла к мнению, что наиболее убедительной является гипотеза Петербургского ученого XIX в. B.C. Борзаковского, дополнившего летописную координату «40 верст от Твери» второй координатой – 32 версты от Старицы на реке Шоша и, таким образом, локализовавшего место битвы на нынешней границе Старицкого района Тверской области и Лотошинского района Московской области на ручье Астраганец в одном километре от деревни Балашутино Сидоровского сельсовета.

В 1991 г. на краю бывшей деревни Бортенево был поставлен деревянный крест. В 1997 г. деревянный крест заменили на крест из черного гранита, и началось воссоздание существовавшей до 1917 г. на краю бывшей деревни Бортенево часовни Михаила Тверского. Раз в год из всех ближайших приходов крестным ходом собирались туда благодарные потомки, воздавая дань памяти и любви великому предку.

В 1991 г. в Твери в городском саду рядом с территорией древнего Тверского кремля был установлен Памятный камень в честь того, что благодарные тверичи приняли решение воздвигнуть светский памятник Михаилу Ярославичу Тверскому.

А через три года, в 1994 г., группа «Бортенево» приняла решение преобразоваться в самостоятельное общество Михаила Ярославича Тверского. Через два года по инициативе общества Тверское законодательное собрание объявило 1996 г. годом Михаила Тверского. По инициативе общества и с его участием областная и городская администрации совместно с Тверской епархией провели впервые в истории международную конференцию, посвященную 725 годовщине со дня рождения князя: «Михаил Ярославич Тверской – личность, эпоха, наследие». По инициативе общества администрация города Твери провела два тура конкурса на создание проекта памятника Михаилу Тверскому.

Общество Михаила Ярославича Тверского активно содействует изданию печатных работ о Михаиле Тверском. Так были изданы самые разные произведения. Среди них цветной альбом «Святой благоверный великий князь Михаил Ярославич Тверской в русской иконописи конца XVII – начала XX вв.», автор Курочкина Н.А. (1996 г.); научно-публицистическая работа «В чем величие Михаила Тверского», автор Пономарев Г.Н. (1997 г.); повесть-эссе «Отечестволюбец Михаил Тверской», автор Пономарев Г.Н., художник Юга Л.Г. (1998 г.); буклет «Бортеневская битва», автор Пономарев Г.Н., художник Константинов Л.Н. (1998 г.); пьеса о Михаиле Тверском «За летописной строкой», автор Валдайский А.Н., художник Константинов Л.Н. (1999 г.). При участии общества вышел и роман «Михаил Тверской» московского писателя Плотникова Н.С. Пробудившийся интерес к личности Михаила Ярославича Тверского вызвал к жизни книги таких тверских авторов, как Чернышев А.В. «Очерки по истории Тверского княжества XIII–XV вв.», художник Юга Л.Г.; очерки «О русских святых» Годовицина В.В.; переводы «Жития Михаила Тверского» и «Тверского Летописного свода» Исакова В.З.

2001 г. ознаменовался тем, что законодательное собрание Тверской области приняло решение об установлении на тверской земле постоянного дня памяти Михаила Ярославича Тверского в день поминовения его русской Православной Церковью 5 декабря.

Тверская администрация учредила высший орден Тверской области – Крест Михаила Тверского. Им были награждены несколько сотен человек, включая Главкома ВВС В. Михайлова.

Возрождается культ святого Михаила и на… Кавказе. И это не случайно, ведь убит он был именно в предгорьях Кавказа. Согласно легенде, когда тело князя везли через селение Маджары, то жившие там аланы, исповедовавшие православие, хотели его отнять. Московские же бояре воспрепятствовали этому и заперли тело в хлеву. Ночью над хлевом появился светящийся крест. В честь этого знамения селение стали называть Святой Крест, на месте хлева построили церковь, а затем и монастырь. В 1799 г. указом Павла I селение Святой Крест получило статус города. В 1920 г. большевики переименовали город в Прикумск, а в 1935 г. – в Буденновск. В 1957 г. незабвенный Никита Сергеевич велел переименовать город опять в Прикумск, а дорогой Леонид Ильич в 1973 г. – снова в Буденновск.

Благодаря Михаилу Тверскому города Буденновск и Тверь стали побратимами. Тверичи помогали жителям Буденновска в ликвидации последствий налета банды чеченцев во главе с Шамилем Басаевым в июне 1995 г.

Любопытно, что сейчас в центре Тбилиси есть действующий храм Михаила Тверского.

По моему мнению, в действиях тверичей есть и явные перегибы, но в целом восстановление истории России такой, какая она есть – дело благое, и чем больше людей будет участвовать в разрушении «магистральной линии истории», тем лучше.

После смерти Александра его брат Константин опять стал великим князем Тверским и правил до самой своей смерти в 1345 г. В княжение Калиты от Москвы было много притеснений другим княжествам, так что летописец по этому поводу замечает: «Наста насилование много, сиречь княжение великое московское досталося князю великому Ивану Даниловичу».

Константин Михайлович не рисковал открыто конфликтовать с Москвой, но принципиально не желал быть ее вассалом. Так, тверской князь отказался участвовать в походе московской рати на Смоленск.

31 марта 1340 г. умер Иван Калита. Сразу же трое русских князей – Константин Михайлович Тверской, Василий Давыдович Ярославский и Константин Васильевич Суздальский – вместе отправились в Орду. По сведениям Воскресенской летописи XVI в. они оспорили притязания московского наследника Симеона Ивановича на великое княжение. Московский свод конца XV в. сообщает, что после смерти отца Симеон поехал к Узбеку и вернулся на Русь с триумфом: «…и все князи Русские под руце его даны».

В 40-х гг. XIV в. наблюдается сближение тверских и нижегородских князей. Так, в 1343/44 гг. Андрей, старший сын Константина Суздальского, женился на двенадцатилетней Василисе, дочери богатого тверского боярина.

Константин Тверской явно не принял участия во встрече русских князей в Москве и в последовавшем за ней походе на Торжок в 1340/41 гг.

В 1345 г. Константину Михайловичу «бысть нелюбие съ княгинею съ Настасьею и чо княземъ со Всеволодомъ Александровичемъ». Из-за чего началось это «нелюбие», неизвестно, но только Константин Михайлович «начя имати бояре ихъ и слуги въ серебре за волости, черезъ людцкую силу, и бысть надъ ними скорбь велика». Видимо, Константин Тверской, подобно всем князьям, хотел усилить себя за счет родственников и потому начал теснить вдовствующую княгиню и племянника. Племянник «того не могий тръпети» и ушел в Москву к великому князю Симеону Ивановичу, а дядя поехал в Орду к хану Чанибеку. Естественно, Константин поехал в Орду не с пустыми руками. Тогда и Всеволод Александрович тоже отправился в Орду. Но хан не успел рассудить дядю с племянником, так как Константин Михайлович скончался в Орде в том же 1345 г.

После смерти великого князя Константина в живых из четырех Михайловичей остался только младший – Василий, удельный князь Кашинский. Узнав о смерти Константина в Орде, он теперь как старший из Михайловичей, как дядя Всеволода Холмского и других Александровичей и Константиновичей посчитал за собой право на великое княжение Тверское. Но на это надо было получить ханский ярлык, в Орду же ехать нужно было с большими деньгами.

И тогда Василий начинает самовольно распоряжаться в Холме – в уделе своего племянника Всеволода, находившегося в это время в Орде. Василий прислал своих «даньщиков» в Холм и взял «дань», а затем поехал к хану Чанибеку.

А тем временем Всеволод Холмский каким-то образом выхлопотал себе у хана ярлык на великое княжение Тверское. Он узнал, что дядя взял дань на его «вотчине, на Холму», «оскорбился» этим, выехал из Орды вместе с ханским послом и, встретив в Бездеже Василия Кашинского, ограбил его.

«Князь же Василий Михайловичъ Кашинский опечалился зело отъ братанича своего Всеволода Александровича Холъмскаго и Тверскаго, даде бо ему царь Чянибек все княжение Тверское».

Дядя и племянник еще долго пробыли в Орде, оспаривая друг у друг великое княжение Тверское, и в 1347 г. вернулись домой: Всеволод Холмский с татарским послом, с великой честью и с ханским пожалованьем, то есть с великим княжением Тверским, а Василий Кашинский ни с чем вернулся в свой Кашин.

Дядя с племянником не могли примириться, жители стали опасаться внутренней усобицы, которая могла стать продолжительнее, чем внешнее нашествие, и стали расходиться. «И сътворися межи ими [то есть Всеволодом и Василием] нелюбие, а людемъ Тверскимъ тягость, и мнози люди Тверсиа того ради настроения разыдошася».

И действительно, опасения жителей подтвердились. У дяди с племянником произошел сильный спор, хотя до войны дело пока не дошло. В том же 1347 г. «бысть брань велия во Твери великому князю Всеволоду Александровичу Холмскому, иже седяше жалованиемъ царевымъ на великомъ княжении Тверскомъ, з дядею его съ княземъ Василиемъ Михайловичемъ Кашинскимъ, внуком Ярославлимъ, и мало кровопролитиа не бысть межи ихъ».

Но в следующем году тверскому владыке Феодору удалось примирить дядю с племянником. Всеволод уступил Василию Тверь, а сам довольствовался своим прежним уделом Холмом. Василий, хоть и не получил в Орде ярлык на великое Тверское княжение, но все-таки дядя и племянник «укрепишась межи собою крестным целованием во единомыслии, в совете и во единстве житии». Это сразу же выгодно отразилось на тверской земле: жители успокоились и стали возвращаться по домам. «И поидоша к ним людие отовсюду во грады ихъ, во власти и во всю землю Тверскую, и умножишася людие и възрадовавшеся радостию великою».

Когда Василий Михайлович стал великим князем Тверским, он отдал Кашин своему сыну Василию, то есть признал за Кашином почетное право иметь своего князя. А когда умер Василий Васильевич, кашинским князем стал другой сын Василия Михайловича – Михаил Васильевич.

До сих пор дядя и племянник как будто колебались, не зная, где они могут найти верную поддержку. Они оба ездили на суд в Орду. Даже как-то Всеволод при споре с дядей Константином обращался в Москву к Симеону Ивановичу. Но теперь стало вырисовываться, где каждый из них мог найти для себя помощь. Всеволод Холмский вскоре начинает опираться на Литву, а Василий Кашинский – на Москву.

В 1348 г. литовский князь Ольгерд с разрешения великого князя Симеона Ивановича женился на его свояченице – тверской княжне Ульяне, сестре Всеволода Холмского и дочери Александра Михайловича. А в 1349 г. женил своего сына Михаила на дочери великого князя Симеона Ивановича Гордого. Возможно, этот брак помог Василию Михайловичу получить в 1351 г. ханский ярлык на великое княжение Тверское, который ему привез посол Ахмат.

Положение Василия существенно укрепилось, и он решил сократить удел своего племянника Всеволода Александровича Холмского. Для нас эта усобица тверских князей интересна тем, что они впервые обращаются в 1356 г. к суду московского князя и митрополита Алексия. Формально великому князю и митрополиту удалось помирить родственников, но вражда между ними осталась.

В 1357 г. тверская рать присоединилась к московской и совместными усилиями отбила Ржеву с волостью у литовцев. Однако союзники и не подумали вернуть Ржеву законному владельцу – смоленскому князю – и поделили волость между собой.

В 1357 г. в Орде стал ханом Бердибек, сын Джанибека. За ярлыками вместе с другими русскими князьями к новому хану отправились и Василий Михайлович, и Всеволод Александрович. Но поехали они не вместе, а разными дорогами. Всеволод хотел ехать через Переяславль, но так как великий князь Московский держал сторону Василия, то его наместники не пропустили Всеволода. Василий Тверской и Иван Московский хотели прибыть в Орду первыми, чтобы в отсутствие Всеволода обвинить его перед ханом. И бедолаге Всеволоду пришлось ехать в обход, через Литву.

К этому времени Василий Михайлович Тверской и Иван Иванович Московский успели настроить хана против Холмского. В итоге Бердибек даже не стал слушать Всеволода, а велел схватить его и выдать дяде. Дружина Василия заняла удел Всеволода, и власть там перешла к наместникам тверского князя.

В 1358 г. Всеволод убежал в Литву. Возможно, в связи с этим великий князь Литовский Ольгерд посылает своего сына Андрея с войском на Ржеву. Андрей взял Ржеву и посадил там наместников отца. Видимо, Ольгерду удалось напугать Василия Михайловича, и в следующем 1359 г. Всеволод Александрович возвращается в Тверь и заключает почетный мир с дядей.

Тут большая политика вновь смешивается с делами церковными. Весной 1353 г. от чумы в Москве умер митрополит Феогност. Незадолго до смерти грек по настоянию великого князя Симеона Гордого посвятил инока Алексея в сан епископа владимирского. Его-то московские бояре и решили сделать митрополитом всея Руси после почти одновременной смерти Феогноста и Симеона. Алексей уже по происхождению должен был стать ручным московским владыкой.

Алексей (мирское имя Алферий) был сыном боярина Федора Бяконта, пришедшего на службу к Даниилу Московскому. Крестным отцом Алферия был сам Иван Калита.

Сразу же после смерти Феогноста Алексей едет в Орду, и 11 февраля 1354 г. ханша Тайдула выдает ему подорожную грамоту на проезд в Константинополь. Там Алексею пришлось пробыть около года. Дело в том, что константинопольский патриарх Каллист вступил в конфликт с императором Кантакузином и вскоре был заменен Филофеем. А главное, иерархи Византии ждали, будет ли усобица на Руси после смерти Симеона Гордого и кто получит ярлык на великое княжение Владимирское. В Константинополе прекрасно понимали, что Алексей – исключительно московская кандидатура и если великое княжение получит не Иван Красный, а кто-либо другой, то Алексея взашей прогонят из Владимира, и престиж патриарха заметно пострадает.

Наконец Алексей был рукоположен в митрополиты, причем патриарх впервые официально признал местом митрополичьей кафедры не Киев, а Владимир (с опозданием на полвека). Радостный Алексей отплыл на Русь. Но тотчас после его отъезда патриарх Филофей рукополагает еще одного русского митрополита – Романа.

Роман родился в Твери в боярской семье и даже состоял в родстве с князем Михаилом Александровичем. Но главное, Романа поддержал великий князь Литовский Ольгерд. Дело в том, что владимирские митрополиты были заняты на 99 % делами Владимиро-Суздальской Руси, Орды и Новгорода, и лишь эпизодически, раз в 10–20 лет, посещали юго-западную Русь. Надо ли говорить, что иметь таких духовных пастырей (карманных московских владык) ни паства, ни духовенство, ни русско-литовские князья юго-западных земель не желали.

Роман устроил митрополичью кафедру в Новгороде Волынском. Между обеими митрополиями началась война не на жизнь, а на смерть. Как писал Р.Г. Скрынников: «В 1356 г. по настоянию Романа патриарх вызвал Алексея в Константинополь для окончательного раздела русской епархии. Вступив в спор из-за обладания титулом митрополита Киевского, владыки не жалели денег. Чтобы получить необходимые средства, они посылали данщиков в одни и те же епископства, что было разорительно для паствы. Москва не хотела лишаться древнейшей церковной столицы Руси – Киева. Литва не желала считаться с претензиями Москвы. В конце концов константинопольский патриарх принял решение, не удовлетворившее ни одну из сторон. Алексей сохранил титул митрополита Киевского и всея Руси, а Роман стал митрополитом Малой Руси без Киева. Однако Роман отказался подчиниться постановлению и, опираясь на поддержку Ольгерда, провозгласил себя митрополитом Киевским».[189]

Опираясь на решение патриарха, Алексей решил «показать флаг» в Киеве, куда он и прибыл в 1358 г. Однако местный князь, видимо, с санкции Ольгерда заключил под стражу Алексея и его свиту. Бежать из плена в Москву Алексею удалось лишь спустя два года.

Роман сделал ответный ход и в 1360 г. приехал в родную Тверь. Однако тверской епископ Феодор не пожелал с ним даже встретиться, «ни чести ему коея даде». Всеволод Александрович и ряд других князей и бояр тверских «многу сотвори честь и дары даде Роману митрополиту». Однако великий князь Тверской Василий прохладно отнесся к «параллельному» митрополиту. В итоге Роману пришлось покинуть Тверь. Где-то в конце 1361 г. или в начале 1362 г. Роман умер, и Алексей остался единственным митрополитом на Руси.

Из-за узко меркантильных интересов – тяжбы с племянником из-за недвижимости – Василий Михайлович упустил последний шанс сохранить независимость Тверского княжества, а быть может, и сделать Тверь столицей объединенной Руси. А ведь момент для свержения промосковского митрополита Алексея был идеальный. 13 ноября 1359 г. умер великий князь Московский Иван Иванович Красный, и на московском столе оказался его десятилетний (!) сын Дмитрий, будущий Донской. Одновременно в том же 1359 г. в Орде началась «большая замятня». В Сарае с конца 1359 г. по 1361 г. сменилось восемь (!) ханов: Кулпа, Неврузбек, Хидербек, Тимур-Хаджа, Орду-Мелк, Кильдибек, Мир-Пулат, Мурат.

Помимо того, в разных частях Большой (Золотой) Орды объявились «незалежные» ханы – в Синей Орде, Булгарах, Мордовии, Астрахани, Заяицком юрте и т. д.

В 1360 г. митрополит Роман мог на законных основаниях сместить московского приспешника Федора и рукоположить епископом тверским верного городу человека. Для этого нужна была лишь поддержка великого князя Василия. Тверское княжество перешло бы под юрисдикцию Романа. Есть основания полагать, что Господин Великий Новгород, Смоленск, а может, и Рязань последовали бы примеру Твери.

Применять же силу ни Орда, ни Москва в тот момент были не готовы. Увы, узколобый Василий не понимал, что митрополиты, проживающие в московском Кремле, автоматически становятся приспешниками московских князей и волей-неволей станут могильщиками независимости Твери, а также Смоленска, Рязани, Господина Великого Новгорода и других русских земель.

В 1364 г. в Твери свирепствовала моровая язва, от которой умерли Всеволод Александрович Холмский со своей супругой Софьей, а еще Семен Константинович и ряд других князей и бояр. «Бысть страхъ велий на всехъ».

В Твери начался новый этап борьбы за раздел уделов. Князь Василий Михайлович с сыном Михаилом и племянником князем Еремеем Константиновичем обращаются в Москву за помощью против князя Михаила Микулинского. Они нажаловались в Москве на своего владыку Василия, будто бы он «не по правде» разобрал дело об уделе князя Семена Константиновича. Московские власти, естественно, не упустили случая вмешаться в тверские дела и утвердить в ней, насколько возможно, свое влияние. Тогда Михаил вынужден был просить защиты у Литвы. В Тверском княжестве началась гражданская война, в которой активно участвовали московские и литовские войска.

В 1368 г. умер Василий Михайлович, и великим князем Тверским стал его троюродный брат Михаил Александрович.

В конце концов великому князю Литовскому Ольгерду надоело вмешательство московских бояр в тверские дела, и он в 1368 г. двинулся на Москву. По дороге к нему присоединились смоленская рать и дружина тверского князя Михаила Александровича. Восемнадцатилетний московский князь Дмитрий Иванович не принял боя, а сжег московский посад и заперся в новопостроенном каменном Кремле. Затем Дмитрий сам приехал к Ольгерду и «дарами неисчислимыми, золотом, серебром, дорогим жемчугом, соболями и другими дорогими невиданными мехами князя Ольгерда одарил и ущерб, ранее причиненный, оплатил».

Согласившись на мирный исход дела, Ольгерд сказал московскому князю: «Хоть мы с тобой согласились, но мне иначе не выпадает, как только прислонить копье свое к стене твоего города Москвы, чтобы славу учинить, что великий князь Литовский, Русский и Жемайтский Ольгерд копье свое к Москве прислонил». После этого он подъехал к городской стене и приставил к ней копье. Отъезжая, Ольгерд крикнул: «Князь великий Московский, помни: копье литовское стояло под Москвой!»

Однако Дмитрий Иванович не унялся и в августе 1370 г. опять объявил войну Михаилу Тверскому, а последний и на этот раз ушел в Литву. В его отсутствие московские рати два раза опустошили Тверское княжество. Сперва московские войска вошли в Тверское княжество, землю пожгли и пограбили и многих жителей в плен увели. В следующий раз москвичи явились в сентябре уже под началом самого великого князя Дмитрия Ивановича, взяли Зубцов и Микулин, а затем «вся волости и села Тверскиа повоева и пожже и пусто сътвори; а людей многое множество въ полонъ поведе и все богатство ихъ взя, и вся скоты их взяша въ свою землю». Летописец нашел нужным заметить, что таким образом великий князь Дмитрий Иванович «смириша Тверичь до зела».

Однако Ольгерд был занят войной с немецкими рыцарями, и Михаилу Тверскому пришлось ехать за помощью в Орду. Там Михаил испросил себе у хана ярлык на великое княжение Владимирское и посла Сарыхожу и пошел на Русь. Но из-за «замятни» Москва уже не особенно боялась татар, и Дмитрий Московский разослал по всем дорогам отряды, чтобы перехватить Михаила. Однако московские сторонники тверского князя тайно дали ему знать об этом, и Михаил избежал погони. Он опять ушел в Литву и опять через свою сестру Ульяну стал просить Ольгерда о помощи, и на этот раз успешно.

В московские пределы вторглись Ольгерд и князь Станислав Иванович Смоленский. Союзники ограбили окрестности Волока и опять осадили Москву, в которой затворился великий князь Дмитрий Иванович. Союзники Кремля взять не смогли, но сожгли посад и, простояв под Москвой восемь дней, опустошили все окрестности и набрали большой полон. А в это время двоюродный брат Дмитрия Владимир Андреевич Серпуховской в Перемышле собирал рать. Туда к нему пришли князья Владимир Пронский и Олег Рязанский со своими дружинами. Одновременно Литве пришлось вести войну с немцами на северо-западе и с поляками на Волыни.

В итоге Ольгерд согласился на «вечный мир» с Москвой, подписанный во второй половине июня 1371 г. В этом Дмитрию Московскому активную помощь оказал митрополит Алексей, который на переговорах являлся фактически главой московской делегации. Замечу, что по своему статусу Алексей должен был хранить нейтралитет, он ведь формально был митрополитом «всея Руси», то есть Руси Татарской и Руси Литовской, Смоленска и т. д.

По этому миру граница между Литовским и Московским княжествами устанавливалась по линии Ржев – Юхнов (по Вазузе, Угре и Жиздре). Тверское же княжество ничего не теряло, но и ничего не приобретало.

Весной 1371 г. Михаил Александрович опять пошел в Орду, где его ласково принял ее фактический правитель Мамай. Тверской князь вернулся в Тверь 10 апреля с прежним послом Сарыхожей и с ярлыком на великое княжение Владимирское, но без татарского войска. Из Твери он пошел вдоль Волги во Владимир. Но московский князь Дмитрий уже по всем городам успел привести к крестному целованию бояр и черных людей не принимать тверского князя и не пускать его на великое княжение Владимирское, а сам с войском стал у Переяславля. Михаил хотел было войны во Владимире, но тамошние бояре его не приняли, сказав: «Ты взял обманом великое княжение».

В июле 1371 г. московские бояре собрали огромную сумму денег и отправили ее в Орду вместе с князем Дмитрием. Мамай деньги взял и пожаловал Дмитрия великим княжением Владимирским, а Михаилу Тверскому велел сказать: «Мы дали тебе великое княжение и давали тебе рать, а ты не захотел и сказал, что своею силою сделаешь, и ты сиди с кем тебе любо».

В конце осени Дмитрий Иванович вернулся из Орды. Но московскому князю его поездка во Орду дорого обошлась. Он сам там много задолжал и вернулся в Москву не только с ханскими послами, но и со многими «должникам». Речь, видимо, идет об ордынских купцах, у которых взял кредиты Дмитрий Московский.

По возвращении из Орды Дмитрий тут же послал войско на Бежецкий верх. Москвичи убили тверского наместника Никифора Лыча и пограбили тверские волости. Московский князь мог бы и продолжить войну с Тверью, но он должен был заняться другой войной – отправиться в поход на Олега Рязанского. Так что эта новая война отвлекла Москву от Тверского княжества.

В свою очередь, Михаил Тверской не смог помочь Олегу Рязанскому, поскольку на него пошел войной его вассал – двоюродный брат Михаил Васильевич Кашинский.

Михаил Александрович осадил Кашин и заставил Михаила Васильевича целовать крест себе и заплатить большую контрибуцию.

Михаил Александрович по неясным причинам захватил Торжок, вследствие чего рассорился с Новгородской республикой.

В конце 1373 г. Михаил заключил мир с Дмитрием: московский князь «съ любовию отпустилъ» из Москвы в Тверь князя Ивана, сына Михаила Александровича (Иван заболел в Орде, а Дмитрий Московский выкупил его у татар), а тверской князь отозвал своих наместников из занятых им волостей великого княжения.

Тем не менее отношения между Тверью и Москвой были весьма непрочными. В 1375 г. из Твери в Москву бежал князь Василий Михайлович Кашинский. В свою очередь, из Москвы в Тверь бежали Иван Васильевич, сын последнего московского тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова, и Некомат Сурожанин, то есть купец, торговавший южными товарами.

Дмитрий Иванович потребовал у Михаила Тверского выдать Вельяминова и Некомата. Тверской же князь оперативно отправил их в Орду, поскольку те, видимо, имели компромат на московского князя. В конце лета 1375 г. Некомат вернулся из Орды в Тверь с послом Ачихожей и с ярлыком на великое княжение Владимирское. В тот же день князь Михаил послал посла в Москву сложить крестное целование к Дмитрию Ивановичу, а также отправил наместников в Торжок и рать на Углич.

Итак, тверской князь сам начал борьбу в надежде на помощь Литвы и Орды. Если бы Литва и Орда вовремя пришли на помощь Твери, то Дмитрию Ивановичу явно было бы несдобровать. Но расчеты тверского князя не оправдались. В то же лето Дмитрий Московский пошел к Волоку, оттуда к Твери. Вместе с его войском шли дружины других русских князей, которых летописец насчитал до двадцати, в том числе Владимир Андреевич, Дмитрий Суздальский с братьями и сыном, князья ростовские, ярославские, белозерский, моложский, стародубский, Роман Новосильский, Оболенский, Тарусский и другие. Были среди них и князь Василий Михайлович Кашинский, князь Роман Михайлович Брянский и князь Иван Васильевич Смоленский – двоюродный брат того Святослава Ивановича, который раньше был союзником Ольгерда против Москвы. Тут следует заметить, что митрополит Алексей предавал церковному отлучению тех князей, которые помогали Ольгерду против Москвы.

Тверскому князю, конечно же, было не под силу бороться с таким войском, и он заперся в Твери, а союзники в августе начали воевать тверские волости, 1 августа взяли Микулин, а окрестности пожгли и многих жителей пленили. 5 августа союзники подступили к самой Твери, сожгли посад и церкви.

8 августа союзники, видимо, хотели приступом взять город: «Они подошли со всею силою, и туры прикатили, и примет метали, и стрельницу зажгли на Тмацком мосту, так что тверичи едва загасили. «И въ скорби бысть весь градъ, – говорит летописец. – И притекоша людие въ Спас, съ слезами къ Богу возваша: и помиловал Богъ, посла свою помощь». Михаил сделал вылазку через Волжские ворота, отбил московитян, пожёг и порубил туры, и москвичи вечером отступили от города. Тогда Дмитрий Иванович решился прервать всякое сообщение города с окрестностями и принудить его к сдаче голодом. Он окружил город острогом, поставил войска по ту и другую сторону Волги, а через Волгу сделал мост».[190]

В конце концов Михаилу Александровичу пришлось пойти на переговоры с Дмитрием и согласиться на унизительный мир. По его условиям великий князь Михаил признал себя младшим братом Дмитрию Ивановичу и равным удельному серпуховскому князю Владимиру Андреевичу. Михаил обязался давать военную помощь московскому князю на следующих условиях: если в поход пойдет не только Дмитрий Иванович, но даже и Владимир Андреевич, то и Михаил должен садиться на коня, а если пойдут воеводы, то и Михаил должен послать воевод. Михаил обязался не только за себя, но и за своих детей и племянников не искать Москвы и всего великого княжения, а также Новгорода. Он обязался не искать великого княжения Владимирского – отчины московского князя, если бы даже татары и давали его. Дмитрий же Московский со своей стороны обязался не искать Твери.

Кашинское княжество признавалось независимым от Тверского: Михаил обязался не вступать в Кашин, который оставался за князем Василием, «и ордынским выходом Кашин не тянет к Твери». Михаил не должен был обижать кашинского князя, в противном же случае за него заступался Дмитрий.

Далее договор гласил, что если татары пойдут на Москву или Тверь, надо биться с ними общими силами. Если Дмитрий пойдет на татар, то и Михаил обязан идти на них. Михаил не только отказывался от союза с Ольгердом, его братьями, сыновьями и племянниками, но даже обязывался воевать с Литвой, если она пойдет на смоленского или московского князя или на союзных с ними князей. В свою очередь, московский князь обязывался помогать тверскому князю в подобном же случае.

Разумеется, особой любви к Москве ни Михаил Александрович, ни большинство тверичей не испытывали. В конце того же 1375 г. Михаил женил своего старшего сына Ивана на Марии (Микловее), дочери литовского князя Кейстута.

Тверичи не принимали участия в Куликовской битве. Ряд исследователей пытаются оспаривать сей факт, но никаких достоверных данных привести не в состоянии. В 1382 г. войска хана Тохтамыша взяли Москву и начали выдвигаться к границам Тверского княжества. Тогда Михаил Александрович послал к Тохтамышу своего киличея Гурлена со многими дарами. Тохтамыш дары принял и тверских владений не тронул, а с Гурленом послал в Тверь ярлык, «жалованье свое къ великому князю Михаилу Александровичу Тверскому».

В следующем году Михаил Александрович вместе с сыном Александром едет в Орду, «ища себе великого княжениа Володимерскаго и Новгородцкаго». Такие притязания встревожили Дмитрия Ивановича. Но сам он в Орду не поехал, а в 1383 г. послал туда своего старшего сына Василия с лучшими боярами тягаться о великом княжении с тверским князем.

Михаил Александрович пробыл в Орде целый год, но не мог «петерягать» московского князя. Тохтамыш отпустил его из Орды в 1384 г., но великого княжения Владимирского так и не дал, а пожаловал только «отчиною и дединою великим княжением Тверским», сказав ему при этом: «Азъ улусы своя самъ знаю, и кийждо князь Русский на моемъ улусе, а на своем отечестве живетъ по старине, а мне служитъ правдою, и язъ его жалую: а что неправда предо мною улусника моего князя Дмитреа Московскаго, и азъ его поустрашилъ, и он мне служитъ правдою, и язъ его жалую по старине во отчине его; а ты поиди въ свою отчину во Тферь и служи мне правдою, и язъ тебя жалую».[191]

Пока княжич Александр Михайлович находился в Орде, Михаил Александрович в 1385 г. женил двух других своих сыновей: Бориса на дочери Святослава Ивановича Смоленского и Василия на дочери Владимира Ольгердовича Киевского.

Вернувшись из Орды, Михаил Александрович приступил к укреплению тверских городов. Тверь была обложена двойным кольцом укреплений (ров, вал и деревянная стена). Были построены новые укрепления у Васильевских ворот. Капитально перестроена крепость в Новом Городке на Волге. Наконец в 1389 г. в Тверь впервые прибывает партия пушек «из немец».

Одновременно Михаил Александрович пытался поддерживать хорошие отношения с Москвой. Так, в 1391 г. он женил своего младшего сына Федора на дочери знаменитого московского боярина Федора Андреевича Кошки, одного из советников Дмитрия Ивановича и Василия Дмитриевича.

К тому времени московский князь Василий Дмитриевич ведет осторожную политику по отношению к Твери. Сохранилась договорная грамота, заключенная Михаилом Александровичем с Василием Дмитриевичем. В этой грамоте Михаил признается равным Василию Дмитриевичу: он называется ему братом, тогда как в договоре 1375 г. с Дмитрием Донским Михаил был назван младшим братом московскому князю. Михаил обязывался за себя, за своих детей, внуков и племянников не искать ни Москвы, ни великого княжения Владимирского, ни Новгорода. Он обязывался быть заодно с московским князем на татар, на Литву, на немцев, на ляхов.

Мирные отношения с Москвой поддерживались до самой смерти великого князя Тверского Михаила Александровича, последовавшей в августе 1399 г.

Новым Тверским князем стал Иван Михайлович. Он не думает уже ни о Владимире, ни о Новгороде, а посылает к хану Темир-Кутлую своих киличеев Федора Гурленя и Константина с просьбой пожаловать его «отчиною его и дединою, а своимъ улусомъ великимъ княжениемъ Тверскимъ».

В феврале 1406 г. литовские войска напали на Великий Новгород и Псков. Василий I призвал на подмогу татар и двинулся на Витовта. Одновременно Василий обратился за помощью к тверскому князю. Иван Михайлович прислал ему на помощь своих братьев Василия Кашинского и Федора Микулинского, а также своего сына Ивана Ивановича и князя Ивана Еремеевича Дорогобужского со своими дружинами. Тверские полки присоединились к Василию Дмитриевичу и осенью 1406 г. встретили Витовта на реке Плаве, на Пашкове гати. Здесь войска простояли друг против друга несколько дней: Василий I начал переговоры с Витовтом и заключил с ним перемирие.

Тут Василий I решил надуть Ивана Михайловича. Тверской князь даже не был уведомлен о начале переговоров с Витовтом, а в «перемирной грамоте» не были упомянуты ни Иван Михайлович, ни Тверское княжество. Тверские князья обиделись на Василия и увели свои дружины.

Когда в следующем 1407 г. московский князь вновь обратился к тверскому князю с просьбой о помощи, то последний отказал ему: «Се отселе не помагаю вы». Иван Михайлович сослался на то, что при заключении Плевского перемирия Василий обидел его. Кроме того, тверской князь указал Василию Дмитриевичу на то, что прежние тверские князья были великими князьями владимирскими.

В октябре 1408 г. темник Едигей внезапно двинулся на Москву, введя Василия I в заблуждение утверждением, что идет на Витовта. Разведка у москвичей работала неплохо, и Василий I за месяц узнал о походе Едигея. Верный семейной традиции, Василий «поехал собирать полки» в Кострому. Понятно, что в другом месте, поближе к противнику, их собрать никак нельзя было! Но в отличие от 1382 г. в Москве все-таки было оставлено начальство – Владимир Андреевич Серпуховской. Москвичи выжгли посад вокруг Москвы.

1 декабря 1408 г. Едигей подошел к столице и разбил лагерь в селе Коломенском. В Тверь был отправлен посол с требованием прислать войска, а главное, пушки. Троицкая летопись утверждает, что тверской князь Иван Михайлович пошел на хитрость, чтобы не поссориться как с Едигеем, так и с Василием I. Он поехал к Москве с одной дружиной и без пушек, но двигался медленно и доехал лишь до Клина, где и узнал об уходе Едигея от Москвы.

Едигей простоял под Москвой 20 дней, распустив по татарскому обычаю конные отряды для грабежа русских городов. Они разграбили Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Верею, Нижний Новгород. Можайск был сожжен дотла, а довольно большой город на Волге Городец (периметр вала его кремля составлял 3500 м) был разрушен до основания и более не восстанавливался.

Из Тверских земель пострадала, да и то незначительно, Клинская волость.

Великий князь Иван Михайлович Тверской скончался 22 мая 1425 г., постригшись перед смертью и «нареченъ в инокахъ Иовъ».

После смерти Ивана Михайловича великим князем Тверским стал его сын Александр, который вскоре, через пять месяцев, умер от начавшейся тогда в Твери с Ильина дня сильной моровой язвы, оставив наследником своего сына Юрия Александровича. Но и тот скончался через четыре недели после вступления на престол. Еще оставался сын Александра Иван, но он не стал великим князем Тверским. Престол занял его дядя, брат Юрия Борис Александрович. Дядя дал племяннику город Зубцов. Из летописей непонятно, почему великим князем стал дядя, а не племянник, и как племянник уступил престол своему дяде – добровольно или после борьбы.

Судя по всему, на первых порах Великой московской усобицы Тверь соблюдала нейтралитет.

Зимой 1426/27 гг. к великому князю Литовскому побежали за помощью вначале митрополит Фотий, а затем Василий II с матерью Софьей (дочерью Витовта).

Твери ничего не оставалось делать, как последовать примеру Москвы. В августе 1427 г. Борис заключил с Витовтом договор, по которому обязывался быть с литовским князем заодно, на его стороне, за что Витовт обязывался оборонять Бориса Александровича от всякого словом и делом («думою и помочью»), а также не вступаться в великое княжение Тверское, в тверские земли и воды.

В силу этого договора тверская рать под началом воеводы Захария Ивановича ходила в 1428 г. с Витовтом на Новгород. Тогда Витовт взял с новгородцев большой откуп, сказав, что берет его за то, что новгородцы назвали его изменником и бражником.

В 1429 г. Борис Тверской и Василий Московский ездили к Витовту, который собирался короноваться и устроил знаменитый съезд владетельных особ, пригласив множество польских, литовских и русских вельмож.

27 октября 1430 г. Витовт скончался, но Борис Тверской не прервал тесных связей с Литвой: он вступил в родственный союз с братом Ягайло, великим князем Свидригайло Ольгердовичем, и помогал ему в борьбе с братом Витовта Сигизмундом Кейстутовичем. В 1430 г. Свидригайло женился на тверской княжне Анне Ивановне, двоюродной сестре Бориса Александровича.

В начавшейся потом войне Юрия Галицкого с Василием Московским Борис Тверской участия не принимал, зато лез в дела Литовского княжества. В 1432 г. Борис послал в Литву свои войска под началом своего брата Ярослава на помощь Свидригайло против Сигизмунда. Но там тверская рать была разбита, при этом погиб боярин Ярослава Семен Зонин. В Тверской летописи говорится, что в этом походе, кроме, собственно, тверской рати, участвовала и рать Городецкого удела.

В следующем 1433 г. Борис Александрович опять послал войска на помощь Свидригайло. И после 1433 г. тверской князь посылал свою рать на помощь Свидригайло, но в битве под Вилькомиром в 1435 г. Свидригайло был разбит, а князь Ярослав убит. Тогда Борис заключил договор с Сигизмундом.

25 апреля 1433 г. на реке Клязьме в 20 верстах от Москвы произошло сражение между Василием II Васильевичем и его дядей Юрием Дмитриевичем Галицким. Московское войско было вдребезги разбито, и Василий II с женой и матерью бежал в Тверь. Но князь Борис не захотел, видимо, вступать в конфликт с новым великим князем, и беглецам пришлось отправиться в Кострому.

В следующем 1434 г. после победы Юрия Дмитриевича над Василием Васильевичем в Тверь прибежал князь Иван Можайский вместе со своей матерью. Он первоначально держал сторону Василия, а потом переметнулся к Юрию. После смерти Юрия Галицкого его сын Василий Косой, разбитый Василием II, спасся бегством в Кашин, где, собрав остатки своего войска, ушел к Вологде.

Таким образом, Тверское княжество пока не принимало участия в московских смутах. Оно оставалось нейтральной территорией и для врагов Василия II, и для него самого – и те, и другие находили там временное пристанище.

6 июня 1434 г. в Москве умер великий князь Юрий Дмитриевич. Как мы уже знаем, на московский стол сел его сын Василий Косой. Однако он не нашел поддержки даже у родных братьев и через месяц бежал из Москвы через Тверь в Господин Великий Новгород. Там он пробыл до октября 1434 г. Собрав войско, Косой двинулся в Бежецкий Верх, затем в вологодские земли, а оттуда – на Кострому. Пробыв несколько недель в Костроме, Косой двинулся на Москву.

6 января 1435 г., в самый праздник Богоявления, московское войско во главе с самим великим князем Василием II разгромило полки Василия Косого в кровопролитной битве на реке Которосль, между Ярославлем и Ростовом. (Современный поселок Козьмодемьянск в 15 км южнее Ярославля.)

Юрий Косой с уцелевшими ратниками бежал в Кашин, то есть на территорию Тверского княжества. Согласно Тверской летописи: «Ко князю же Василию Юрьевичу в Кашинъ присла князь великий Борисъ Александровичъ Тферской кони и порты и доспехъ, и собрася к нему дружины его 300 человек».[192]

Таким образом, тверской князь впервые с 1425 г. нарушил свой нейтралитет по отношению к сваре между потомками Дмитрия Донского.

Василий II и его бояре не решились вторгнуться в пределы Тверского княжества. Вместо этого московская рать сосредоточилась в Вологде. Расчет был прост: рано или поздно Василий Юрьевич вынужден будет покинуть тверские земли и направиться в свой галицкий удел.

Так и оказалось. Войско Косого выступило из Кашина и скрылось в заснеженных лесах. Московские разведчики потеряли его. Косой по зимней дороге проделал путь более чем в 300 верст и внезапно напал на Вологду. Московское войско не успело оказать серьезное сопротивление нападавшим. Нападавшие повязали московских бояр Ф.М. Челядина, В.М. Шею (из рода Морозов), А.Ф. Голтяева и других.

14 мая 1436 г. на реке Черехе недалеко от Волги Василий Темный одержал полную победу над своим двоюродным братом Василием Косым. Василий Васильевич, еще не зная, что он сам станет Темным, не мудрствуя лукаво, велел ослепить Косого.

5 декабря 1437 г. у города Белева хан Улу-Мухаммед разгромил московское войско и его союзников. После белевского погрома князь Борис Александрович Тверской заключил договор с Василием Темным, Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным. Договор предусматривал взаимную помощь на случай, если «поидет царь ратию или рать татарьсая». Борис Александрович настоял на включении в договор особого пункта, гарантирующего его права на Тверь и Кашин: «Имут нас сваживати татарове, а имут вам давати… великое княжение, Тверь и Кашин», то Василий Московский и братья Юрьевичи не должны на это соглашаться. В свою очередь Василий Васильевич добился от Бориса Александровича разрыва его докончания с Сигизмундом[193] на том основании, что князь Борис с Василием II «один человек» и договариваться с Литвой они должны совместно. В этом договоре тверской князь называется братом московскому князю.

В конце договора Борис Александрович выступает защитником Новгорода от Москвы: «А с Новымъ ти городом житии по старине», – гласит Тверская летопись. Тем не менее, когда в 1440 г. Василий II ходил на Новгород, Борис дал ему свое войско под началом воевод Александра Романовича и Карпа Федоровича и таким образом помог Василию II разорить Новгород и взять с него большой откуп.

Тверские же войска в этом году воевали новгородские пограничные земли – Бежецкий Верх, Заборовье, все Новоторжские волости.

В следующем году тверской князь еще два раза нападал на Новгородские земли. Зимой он разорил и разграбил 50 новгородских и бежецких волостей, взял Торжок и разорил его окрестности. Затем в августе того же года, обнадеженный прежним успехом и пленением Василия II татарами, Борис вторично напал на Новгородские земли, опять взял Торжок, взяв с остававшихся там жителей большой откуп, а награбленного товару привез в Тверь 40 возов. Таким образом, тверичи за два года повоевали 80 волостей в Бежецком Верху и по Заборовью.

В конце концов Тверь втянулась в московские усобицы. «Когда Василий Васильевич освободился из Татарского плена, то Дмитрий Шемяка, отыскивая себе сторонников против него, хотел склонить и Тверского князя на свою сторону. Он попытался его запугать. Шемяка послал сказать Борису Александровичу, будто Василий Васильевич обязался отдать хану все Московское княжество, а себе взять Тверь. В некоторых источниках говорится, будто Тверской князь, услышав такую новость, испугался и принял сторону врагов Московского князя. Ходил ли тогда такой слух в народе, или сам Шемяка придумал такое обвинение, но только едва ли такому нелепому слуху мог поверить Тверской князь».[194]

Увы, здесь Борзаковский просто не в курсе о числе городов, отданных Василием татарским царевичам. Так что угроза Твери была вполне реальна.

Как известно, Шемяка приказал ослепить Василия II, за что того и прозвали Темным. Ослепленного великого князя сослали в Углич, затем Шемяка дал ему Вологду. Из Вологды Василий Темный, побывав в Кирилловом Белозерском монастыре, отправился в Тверь, предварительно уведомив об этом тверского князя. Еще до прибытия Василия в Тверь между князьями было решено, что сын Василия Иван женится на дочери Бориса Марии.

Борис Александрович с большим почетом принял у себя в Твери Василия Темного, поднес ему дары. Затем последовало обручение семилетнего Ивана Васильевича с Марией Борисовной. Прибыли в Тверь и многие сторонники Василия Васильевича.

С тверскими полками Василий Темный пошел на Шемяку. «Хотя в пользу Василия начинают действовать и другие союзники (князь Василий Ярославич Серпуховской, князь Семен Оболенский, Басенок, татары и др.), тем не менее нельзя не признать, что союз Твери должен был ускорить счастливый оборот дел в пользу Василия Темного. Люди толпами бежали от Шемяки. Углич задержал перед собою Василия Темного целую неделю, но и этот город сдался после того, как тверской князь прислал пушки осаждающим. Василий вслед за тем вступил в Москву, а Борису Александровичу уступил Ржеву.

Но Ржеву нужно было еще завоевать. Ржевичи затворились у себя в городе. Борис Александрович сам пошел ко Ржеве, три недели бил город пушками; наконец ржевичи сдались, добили ему челом, и Борис Александрович “…пожаловал, и город Ржеву взялъ, да посадилъ своихъ наместниковъ Васлиа Константиновича и Лва Измайлова”».[195]

В августе 1449 г. Василий Темный заключил договор с великим князем Литовским Казимиром, по которому они обязались «быть на всех за един». В договоре также говорилось, что тверской князь находится на стороне Казимира, а с Василием II – в любви и докончании. «А князь великий Борысъ Алексанъдровичь тферскии, – говорится в договоре, – и со своею бартьею, и з братаничы своими, в твоеи [Казимира] стороне, а со мною, з великим княземъ з Василиемъ, въ любви и въ докончаньи…»

Митрополит Иона принял активное участие в сношениях с тверским князем. До нас дошло его послание к тверскому епископу о том, чтобы тот убедил своего князя подать помощь великому князю Василию против татар. «Благословляю тебя, – пишет митрополит епископу, – чтобы ты сыну моему, великому князю Борису Александровичу, говорил, и бил челом, и докучал твердо. По своему святительскому долгу, чтобы он послал своих воевод к великому князю Василию Васильевичу на безбожных, ибо сам ты знаешь, что если великий князь Василий Васильевич получит над ними верх, то это будет общее добро обоих великих государей и всего нашего православного христианства». Так духовенство старалось поддержать сознание общих русских выгод.

Великий князь Тверской Борис Александрович скончался 10 февраля 1461 г. На престол вступил его восьмилетний сын Михаил Борисович.

17 марта 1462 г. скончался великий князь Василий II Темный, и на московский стол сел его 22-летний сын Иван, который первым получил прозвище Грозный, и лишь «свирепый внук» отберет у него это прозвище.

В том же 1462 г. были заключены две договорные взаимные грамоты между Москвой и Тверью, в которых Михаил Борисович назывался братом Ивану III. По этим договорам охранялось право тверского князя над его землей.

22 июня 1467 г. умерла в Кремле «добрая и смиренная» великая княгиня Мария Борисовна, родная сестра Михаила Борисовича Тверского. В этот день Иван III находился в Коломне. Домчаться до Москвы великий князь мог и за день, но он и не подумал приехать проститься с женой и матерью его сына (Ивана Молодого).

Н.С. Борисов писал: «Ходили упорные слухи (проникшие и в некоторые летописи), что Мария Борисовна умерла «от смертного зелия». Называли даже предполагаемую отравительницу – Наталью Полуектову, жену дьяка Алексея Полуектова, которая якобы тайком посыла к бабе-ворожейке пояс великой княгини для злой ворожбы. Однако зачем ей понадобилось идти на такое злодеяние – остается неясным».[196]

В летописи говорится, что в течение суток после смерти Марии ее тело распухло до невероятных размеров, то есть классический случай отравления. Современный же «анализ костных останков Марии Борисовны на микроэлементный состав показал огромное количество цинка в организме этой великой княгини – 3385 (!) мкг (при фоновом содержании в 14), как и избыток других металлов – никеля, свинца, ртути, циркония и галлия, словно она много лет трудилась на серьезном металлургическом производстве».[197]

Итак, Марию отравили, а ее смерть была выгодна только одному человеку – Ивану III. Судя по всему, заезжие итальянцы братья Джан Баттисто делла Вольпе и Карло делла Вольпе предложили московскому князю кандидатуру Софьи Палеолог еще при жизни Марии. Ну а остальное – дело техники.

И вот в конце 1468 г. папа Павел II и кардинал Виссарион отправляют к Ивану III посла Юрия Грека (Траханиота) с предложением великому князю руки Софьи Палеолог.

По наивности или из корыстных интересов тверские бояре посылали свою рать на помощь Ивану III в его обоих походах на Новгород. В первом походе в 1471 г. тверская рать шла под началом воевод князя Юрия Андреевича Дорогобужского и Ивана Никитича Жито, а во втором походе в 1477 г. – под началом воеводы князя Михаила Федоровича Микулинского. В этом походе участвовал и сам великий князь Михаил Борисович.

Во втором походе, когда Иван III дошел до Волока, тверской князь послал к нему сына боярского Хидырщика «…отдавати кормы по отчине своей». На первый же стан до Волока в Лотошино Михаил Борисович послал князя Андрея Борисовича Микулинского встретить Ивана III и звать его к себе «хлеба ести».

Были тверские полки и на реке Угре под началом воевод князей Михаила Дмитриевича Холмского и Иосифа Андреевича Дорогобужского.

Лишь в начале 80-х гг. XV в. возмужавший Михаил Борисович начинает понимать, что Иван III готовит аннексию Тверского княжества и только ждет удачного момента. Поэтому Михаил в 1483 г. заключает договор с королем польским и великим князем Литовским Казимиром. Тверской князь пообещал ему свою помощь против всех врагов, Казимир же также обещал Михаилу помощь от всех врагов без исключения.

Договор этот с Казимиром был заключен на таких же условиях, как и все прежние договоры с Москвой. Тверской князь хотел сохранить самостоятельность Твери в союзе с Литвой, оставаясь относительно ее в таком же положении, как и раньше в отношении Москвы. Кроме того, Михаил Борисович, чтобы упрочить свои связи с Казимиром, стал хлопотать о браке с его внучкой.

Московский князь, узнав об этом, послал войска, которые разорили Тверское княжество. Как Казимир не помог новгородцам и Ахмату, точно также он не пришел на помощь и Михаилу.

Тверской князь не имел сил бороться с Москвой, а помощь из Литвы не приходила, и тогда Михаил послал к Ивану III владыку «и доби ему челом на всей воли его». Иван же из осторожности не стал сразу присоединять Тверь к Москве, но дал ей мир на выгодных для себя условиях. В результате были заключены две договорные грамоты, сильно отличавшиеся от прежних. Теперь тверской князь отказывался от равенства с московским князем и назывался младшим братом не только Ивану III, но и его сыну Ивану и приравнивался к удельному князю Андрею Васильевичу.[198] Михаил Тверской обязывался иметь с московским князем общих друзей и врагов, отказывался от союза с Казимиром, не имел права посылать к нему послов, не уведомив об этом московского князя. Если же Казимир пришлет своих послов в Тверь, то об этом необходимо доложить московскому князю. Также Михаил Борисович не имел права посылать послов в Орду без дозволения московского князя.

Постепенно вассальные князья покидают Михаила Борисовича и перебегают к Ивану III. Так, в 1485 г. два князя – Андрей Микулинский и Иосиф Дорогобужский – оставили Тверь и перешли на службу к московскому князю. Первому Иван дал Дмитров, а второму – Ярославль. Вслед за ними отъехали в Москву и многие тверские бояре. Хотя в последнем договоре, как и в прежних, говорилось, что «если которые земли и воды отошли от Москвы и Новгорода, или от Твери и Кашина, тем землям и водам суд и исправа на обе стороны», но, как видим, это условие не выполнялось.

Михаил Борисович попытался возобновить сношения с Литвой, но в Москве зорко за ним следили, и тверской гонец с грамотами к королю был перехвачен. Повод для сближения был вполне невинен. 7 февраля 1485 г. умерла первая жена Михаила Софья, дочь пинкого князя Семена Ольгердовича, и тот, не имея мужского потомства, решил посвататься к внучке короля Казимира IV. Но Москве нужен был повод, и Иван III стал укорять тверского князя. Тогда Михаил послал в Москву владыку Вассиана быть челом, но великий князь не принял его челобиться. Тогда были посланы князь Михаил Дмитриевич Холмский, Василий Данилович и Дмитрий Никитич Черед, но Иван III и видеть их не пожелал и стал собирать войско. Великий князь московский сам выступил в поход на Тверь 21 августа 1485 г. Иван III приказал и новгородцам во главе с боярином Яковом Захарьевичем идти на Тверь.

Любопытно, что артиллерией московского войска командовал небезызвестный Аристотель Фиораванти.[199]

8 сентября московское войско подошло к Твери, 10 сентября был подожжен посад, а на следующий день в стан к великому князю приехали тверские князья и бояре («кромольники», как их назвал летописец) и попросились к нему на службу.

В ту же ночь Михаил Борисович, «видя свое изнеможение», взял казну и убежал из Твери «с малою дружиною» в Литву.

12 сентября к Ивану III приехали тверской владыка Вассиан, происходивший из московских бояр, князь Михаил Холмский с братьями и сыном, а также другие тверские князья, бояре и земские люди и отворили ему город.

Иван III приказал всех тверичей привести к присяге и вместе с тем «отъ своеа силы беречи, чтобы ихъ не грабили». 15 сентября великий князь сам приехал в Тверь, где слушал обедню у Спаса.

Иван Васильевич увез с собой в Москву многих тверских князей и бояр, «а владыку Васиана съ Твери не свелъ». Тверь же он отдал своему сыну великому князю Ивану Ивановичу. Наместником в Твери был назначен боярин Василий Федорович Образец Добрынский.

Ряд летописцев откровенно указывают, что Иван III взял Тверь именно «изменою боярскою».

О князе Михаиле Холмском и о матери Михаила Борисовича есть следующие известия: «“Не добре верити тому, что Богу лжет”. Повеле же и княгиню тферскую, матерь княже Михайлову, поимати про то, что пытал у нее отсажения и камення драгого, и она рекла: “Сын мой все увез с собою в Литву”».

Ну а в самой Твери дела пошли по сценарию, отработанному Иваном III еще в Великом Новгороде, – массовые депортации лучших людей: тверских князей, бояр, богатых купцов и т. д. Их рассылали кого в Москву, кого – в места не столь отдаленные. По всему княжеству была полностью сменена прежняя администрация, места заняли неродовитые московские наместники. В Твери сел князь Федор Алабыш, в Старице – Борис Кутузов, в Зубцове и Опоке – Дмитрий Пешков, в Клину – Петр Лобан Заболотцкий, в Холме и Новом Городке – Андрей Карамышев, в Кашине – Василий Карамышев и т. д..[200]

Великий князь Тверской Михаил Борисович, приехав в Краков, просил у короля Казимира помощи в борьбе против Москвы. Но у Казимира и так хватало забот. Так, в 1484 г. крымские татары захватили Киев. Король и великий князь Литовский не только отказал тверскому князю, но и отписал об этом в Москву Ивану III.

Однако оставить зятя без куска хлеба Казимир IV тоже не мог. По некоторым данным, брак Михаила и внучки короля состоялся еще в Твери в 1484 г. Но не исключено, что в 1484 г. имело место обручение в Литве в отсутствии жениха, а брак был заключен уже в Литве после бегства тверского князя.

В итоге король дал Михаилу Борисовичу местечки Лососиная, Белавичи и Гощов в Слонимском повете и Печихвасты в Луцком повете.

В чем-то символично, что Михаил Борисович умер в 1505 г., в один год вместе с великим князем Иваном III, московским правителем, первым получившим прозвище Грозный.

Ни от первого, ни от второго брака Михаил Борисович потомства не оставил. Остальные тверские князья «нужной смертью» умерли в московских темницах. Так трагически пресеклась династия тверских князей.

В XIX в. в Несвижском замке показывали портрет молодой женщины в русском платье – дочери изгнанного тверского князя, вышедшей замуж за одного из Радзивиллов.